Studia Litterarum

Имя ‘Ла Палис’ во французской культуре является нарицательным в значе- нии «человек, изрекающий банальные, самоочевидные истины». Этот об- раз зародился из восьми строк песенки о маршале Ла Палисе. Жак де Шабанн де Ла Палис (La Palice, также: la Palisse, 1470–1525) родился в замке Ла Палис, расположенном в регионе Овернь. Он участвовал чуть ли не во всех значительных войнах, которые вела Франция, прежде всего в Италии. В октябре 1524 г. французы осадили Павию (Ломбардия), а затем к городу подошла имперская армия. Битва 24 февраля 1525 г. закончи- лась полным разгромом осаждавших. Погибли 22 представителя француз- ской знати, а еще 45 оказались в плену, включая короля Франциска I (под- счеты по спискам, приведенным в книге: [31, p. 618–620]). Обстоятельства смерти Ла Палиса известны из сочинения испанско- го гуманиста Педро де Валлеса «История Фернандо д’Авалоса» (15551) [57]. Когда лошадь под маршалом была убита, он продолжал сражаться в пешем строю, пока не был схвачен итальянским кондотьером Джованни Касталь- до. Другой солдат имперской армии, испанец, прозванный соотечественни- ками «жестоким Басурто», позавидовал «цене и чести» такого пленника и, не сумев отобрать его, выстрелил в него в упор из аркебузы, прострелив кирасу насквозь. По-французски сообщение Валлеса пересказал Франсуа де Бекка- риа, барон де Фуркево (ок. 1563–1611), посвятивший Ла Палису главу в «Жизнеописаниях великих французских полководцев» (опубл. в 1643 г.), а также Пьер Брантом (1540–1614) в «Жизнеописаниях знаменитых му- 1 Обоснование датировки: [28, p. 144]. Мировая литература / К.В. Душенко 75 жей и великих французских полководцев» (опубл. в 1666 г.) [34, p. 41; 30, p. 81–82]. Память о Ла Палисе в народе сохранилась благодаря песенной тра- диции. Самая ранняя песня о нем, обычно именуемая «Смерть Ла Палиса» (“Mort de la Palisse”), впервые увидела свет в 1717 г. Она состоит всего из двух строф. 1. Helas! Lapalisse est mort, Il est mort devant Pavie! Helas! s’il n’étoit pas mort, Il seroit encor en vie. Увы! Ла Палис умер, Он умер под Павией! Увы! Если б он не умер, Он был бы жив еще. 2. Helas! qu’il eût bien grand tort! De s’en aller à Pavie. Helas! s’il ne fût point mort, Il n’eût point perdu la vie. Увы! До чего ж он ошибся, Отправившись к Павии. Увы! Не умри он там, Он не утратил бы жизнь. [27, p. 70–71] Тогда же строки первого куплета стали популярной цитатой. В воде- виле Алексиса Пирона «Кредит умер» (1726) один из персонажей напевает «Г‑н Ла Палис умер», второй откликается: «Кредит умер [т. е. кончился]», а затем произносит другую строку из песни: «Увы! Если б он не умер!» [51, p. 173–174]. Второй пример взят из записок маркиза д’Аржансона (1694–1757); речь в нем идет о принце Луи Анри де Конде, герцоге де Бурбон (1692– Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 76 1740), и кардинале Флёри, который в 1723 г. сменил де Конде на посту пер- вого министра. «В день смерти г-на герцога [27 января 1740 г.] мадам де Виллар и де Бузоль пришли сказать ему [кардиналу]: “Бедный г-н герцог умер”. Он повернулся к ним и сказал: “Г-н Ла Палис умер; увы! если б он не умер, он был бы жив еще”. Старая песня, дурное фиглярство; недостойное унижение принца, смерть которого Его Величество оплакивал столь горестно, что занемог!» (запись от 31 января 1740 г.) [26, p. 136]. *** Дальнейшая история песни связана с именем Бернара Ла Моннуа (B. La Monnoye, 1641–1728), бургундского юриста, члена Французской академии. Отталкиваясь от двух куплетов «Смерти Ла Палиса», он напи- сал 50 строф в том же роде, помещенных в третьем, расширенном издании сборника высказываний Жиля Менажа (1715). Здесь же Ла Моннуа ввел по- нятие «бестолкового стиля» (style niais) как особой разновидности бурле- ска: «То, что, как мне кажется, можно назвать бестолковым стилем, таким, как стиль песни под названием “Славный ла Галис” (воображаемый персо- наж), которую мы с удовольствием сочинили в пятидесяти нижеследующих катренах» [47, p. 384]. Все 50 строф построены по единой схеме. В каждом 4-м стихе либо другими словами утверждается то же, что в 3-м, либо приводится само со- бой разумеющееся условие того, о чем сказано раньше. При этом 4-й стих всюду выделен курсивом: …Ни в чем нехватки не имел, Когда ему всего хватало. ………………………………… И коли продал он свой дом, Так у него тот дом имелся. [47, p. 384, 386] Термин “style niais” неоднократно использовался в позднейшей ли- тературе, обычно в весьма размытом значении, далеком от интенций Ла Моннуа. Мировая литература / К.В. Душенко 77 Клод Жоанне в «Основных началах французской поэзии» (1752), не используя термин “style niais”, приводит стихотворение Ла Моннуа в каче- стве иллюстрации именно этого стилевого приема: «Высказывание, кото- рое ничего не сообщает, выражающее мысль, идентичную той, которую оно должно подтвердить, словом, не более чем явственно выраженная просто- ватость (une simplicité bien marquée), — такое высказывание может обра- тить мысль в бурлеск. Эти бурлескные мысли нравятся потому лишь, что являют нам нелепые образы» [42, p. 137]. Цитируя первый катрен стихотворения “Le fameux la Galisse”, Жоанне заменил имя персонажа на более привычное La Palisse. Эта замена, конеч- но, произошла раньше, в песенном бытовании. Так же поступили издатели I тома сочинений Ла Моннуа (1769), где стихотворение названо «Песней о славном Ла Палисе» (“Chanson sur le fameux La Palisse”) [44, p. 391–399]. Став песней, стихотворение Ла Моннуа подверглось сокращению и переделкам; в него начали вставлять куплеты, не принадлежащие автору. В 1770 г. в разделе «Бурлескные романсы» одного из альманахов появилась версия из 9 строф под заглавием «Смерть Ла Палиса»; здесь к катренам Ла Моннуа присоединен первый куплет ранней песни [49, p. 482]. Вариант из 12 строф (первая — также из ранней песни) был опубликован в сборнике «забавной и игривой поэзии» 1858 г. под заглавием «Апофеоз несравненно- го Ла Палиса» [29, p. 63–65]. Еще одна строфа, включавшаяся в стихотворение Ла Моннуа с конца XVIII в., содержит сразу два двустишия в «бестолковом стиле»: Il est mort le vendredi, Le dernier jour de son âge, S’il fût mort le samedi, Il eût vécu davantage Он умер в пятницу, В последний день своей жизни; Умри он в субботу, Он прожил бы дольше. [45, p. 338] Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 78 Но наибольшую известность получила вариация первого куплета песни «Смерть Ла Палиса»: Господин Ла Палис умер, Он умер под Павией; За четверть часа до смерти Он был еще живой. (Un quart d’heure avant sa mort Il étoit encore en vie.) Ранняя обнаруженная нами цитация знаменитого двустишия содер- жалась в журнале роялистского толка «Хроника манежа», который издавал в годы революции Франсуа Маршан (1761–1793). Здесь в сентябре 1790 г. появилась памфлетная «Речь над гробом бессмертного Лустало». Элизе Лустало, сотрудник журнала «Революции Парижа», умер в возрасте 28 лет; якобинцы носили по нем траур три дня. Маршан пародирует надгробные речи револю- ционеров, доводя до абсурда их патетическую фразеологию и неумеренные похвалы покойному. Памфлету предпослан эпиграф с подписью «Ла Моннуа»: Он был еще живой За четверть часа до смерти. [46, p. 1] *** В словаре 1788 г. приведен пример плеоназма: «Поскольку у нас не было войны, совершенно ясно, что мы жили в мире. Это настоящий Ла Па- лис: увы! не будь он мертв, он был бы жив еще» [33, p. 183; указано в работе: 6, p. 21]. Оборот «настоящий Ла Палис» уже весьма близок к «истине [г-на] Ла Палиса», как стали говорить в XIX в. Ранний пример мы находим в кни- ге Этьена де Жуи «Гвианский отшельник» (1817). Процитировав четверо- стишие с заключительными строками «Когда сердце молчит — говорят, / И молчат, когда думает сердце», де Жуи замечает: «Автор этого катрена притворился глубоким и, несомненно, полагает, что открыл нечто иное, не- жели истину г-на Ла Палиса» [43, p. 284]. Мировая литература / К.В. Душенко 79 В значении, точно совпадающем с «бестолковым стилем» в понима- нии Ла Моннуа, «истина ла Палиса» встречается в повести Фредерика Тома «Посольство птиц» (1843): — Вам случалось когда-нибудь заблудиться? — Иногда, — отвечал Дезорже, — и обычно тогда, когда я не знаю дороги. — Я сделал точно такое же наблюдение, — ответил посланник , услышав истину, достойную выйти из уст Ла Палиса [56, p. 284]. Однако чем дальше, тем чаще выражение «истина [г-на] ла Палиса» стало употребляться просто в значении «общеизвестная истина». Именно в этом качестве используют его (обычно по-французски) русские писатели в конце XIX в. В середине XIX в. появляется существительное ‘lapalissade’. В рус- ской литературе до сих пор нет стандартного соответствия этому термину. Встречались формы ‘палисиада’ [1, с. 427] и ‘лапалисада’ [5, с. 747 (ком- ментарий)]. В последнее время преобладает форма ‘ляпалиссиада’, вве- денная Ириной Голуб [2, разд. 1.2.8] и принятая в русской Википедии. Она представляется нам неудачной, поскольку ассоциируется со словом ‘ляп’ (во французском это не так). К тому же имя, от которого образован термин, у нас обычно передается как «Ла Палис»; поэтому в данной статье принята форма ‘лапалисада’. Во французских словарях и научной литературе в качестве пер- вой фиксации слова ‘lapalissade’ дается запись в дневнике братьев Гонкур от 13 сентября 1861 г.: «“Подражание Иисусу Христу”, жалкое чириканье, мистические лапалисады, инфантильная книжка, которая не говорит ни о чем» [40, t. 1, p. 961]. Однако к этому времени слово было уже хорошо известно. В книге Жана Коммерсона «Миллион дурачеств» (1854) приведена речь председа- теля «Французского общества по разработке национальной глупости», где, среди прочего, говорится: «…на дне кастрюли, на уровне оливкового масла (обратите внимание на лапалисаду)» [32, p. 7]. В сборнике громких судебных процессов (1857) приводится ответ свидетеля на вопрос судьи: «Если дело было ночью, стало быть, я не видел Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 80 его днем». Судья, пишет автор сборника, «усматривает в этой невольной лапалисаде неуместную шутку и кричит: “Вы тут острить вздумали?”» [34, p. 64]. В обоих этих примерах ‘лапалисада’ отсылает к «бестолковому стилю» песен о Ла Палисе, тогда как у братьев Гонкур это просто синоним баналь- ности: «Флобер разражается целым потоком свирепых и грубых лапалисад против мещан…» (дневник от 13 февраля 1878 г.) [40, t. 2, p. 1231]. Во французских словарях с конца XIX в. лапалисада (как и «истина Ла Палиса») определяется как трюизм, тавтология, банальная истина, утра- чивая свое специфическое значение. В чем же специфика лапалисады, отли- чающая ее от других разновидностей плеоназма и тавтологии? По удачному определению французского философа Клемана Россе, тавтология «открыто повторяет то же самое», тогда как лапалисада «на мгновение вызывает ил- люзию различия» [10; цит. по: 6, p. 32]. Бельгийский писатель и культуролог Жан Клод Болонь в своем об- стоятельном исследовании об источниках образа Ла Палиса и «бестолко- вого стиля» замечает: «Бестолковый стиль находится на границе между фигурой мысли и фигурой речи: он окарикатуривает силлогизм, противо- поставляя здравый крестьянский смысл педантичному рассуждению» [6, p. 30, 32]. Бурлеск был восстанием против схоластики; «когда же полеми- ческая направленность бестолкового стиля исчезла, от него осталась лишь бестолковость» [6, p. 28]. *** Литературный образ Ла Палиса складывался на протяжении долгого времени. Имя Ла Палис ввел в литературу Рабле в 1552 г.: —…Обмотать монаха вокруг шеи — это значит кого-нибудь повесить и удавить. — Вы рассуждаете совсем как святой Жан де ла Палис («Гар- гантюа и Пантагрюэль», IV, 16) [23, с. 489]. По разъяснению самого Рабле («Краткая декларация», 1552), Jean de la Palisse — синкопа имени Jean de l’Ap[oc]aly[p]se («Иоанн из Апокалип- сиса»), а истинный смысл фразы: «Вы говорите темно и непонятно», как Мировая литература / К.В. Душенко 81 св. Иоанн в Апокалипсисе. «Темно и непонятно» в данном случае относится к стандартной юридической формуле «повесить и удавить», которая в дей- ствительности не темна, а тавтологична [6, p. 22–23]. Хотя маршала звали не Жан, а Жак, имя Ла Палис должно было ассоциироваться с именем мар- шала: память о битве при Павии была еще жива. Что же касается песни о смерти Ла Палиса, то в рукописных собра- ниях XVIII в. она датирована 1525 г. Однако эта дата совершенно условна: переписчики просто привязывали датировку к упомянутым в песнях собы- тиям. В конце XVIII в. было высказано предположение, что песню сложи- ли солдаты, участвовавшие в битве при Павии [43, p. 330]. На протяжении следующих двух столетий эта версия уже не подвергалась сомнению; она принята во всех комментариях к стихотворению Ла Моннуа, его переложе- ниям и переводам. В рукописных собраниях «Смерть Ла Палиса» соседствует с песней о пленении Франциска I («Когда король покинул Францию…») и «Песней о битве при Павии», в которой упоминается и Ла Палис: «Господин Ла Палис, а с ним Ла Тримуй, / Единственной наградой им стала смерть» [30, p. 635]. Однако две последние песни — развернутые исторические баллады, в которых оплакивается поражение французской армии. «Смерть Ла Пали- са» резко отличается от них как содержанием, так и стилем и состоит всего из двух шутливых куплетов. Долгое время комментаторы видели тут проявление народного про- стодушия. Но с середины XIX в. стали появляться гипотезы, согласно ко- торым ирония песни — следствие непонимания истинного смысла перво- начального текста либо его искажения переписчиками. К началу XX в. эти гипотезы прочно утвердились в филологической науке. Так, комментато- ры «Полного собрания сочинений» В.А. Жуковского сообщают, вслед за Н.О. Лернером, что стихи «За четверть часа до смерти он был еще живой» «первоначально означали только то, что командир сражался до последней капли крови» [18, с. 731]. Одна из версий была предложена совсем недавно, в 2010 г.: будто бы строка из «Смерти Ла Палиса» «он был бы жив еще» появилась в результа- те неверного прочтения эпитафии на гробнице маршала, разрушенной во время революции [8, p. 57]. Все эти гипотезы подверг убедительной критике Ж.К. Болонь [6, p. 5–15]. Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 82 В куплетах о Ла Палисе личное имя персонажа опущено. В некоторых версиях он умирает от болезни, а не под Павией и, значит, не может быть отождествлен с маршалом [6, p. 21–22]. Аудитория, не сведущая в истории Франции, могла увидеть в герое куплетов слугу из фарсов, поскольку те не- редко именовались по месту происхождения: “de Lapalisse” — «из Лапали- са», городка рядом с замком Ла Палис. Песенный Ла Палис — это «литера- турный персонаж , вызванный к жизни историческим персонажем , но с самого начала отличающийся от него» [6, p. 23–24]. Черты двойственности еще более заметны в образе, созданном Ла Моннуа. Многие строфы «Славного ла Галиса» содержат явные отсылки к биографии Жака де Ла Палиса, так что стихотворение может читаться как пародия на панегирические жизнеописания маршала. Ла Моннуа упоми- нает «старые сочинения, / Которые содержат его [ла Галиса] историю», а погибает герой в Ломбардии, «пронзенный жестокой рукой» (вспомним о «жестоком Басурто») и «оплаканный своими солдатами» [45, p. 390–391]. Образ простака Ла Палиса получил развитие в XIX в. В лубочных гравюрах Ла Палис — барин-сибарит в костюме XVIII в., умирающий в сво- ей постели после обильного пиршества. «Он, несомненно, популярный пер- сонаж, не имеющий уже ничего общего с героем Павии» [6, p. 222]. Заглавный персонаж водевиля Шарля Анриона «Господин де Ла Па- лис» (1804) — помещик, «крайне наивный и глуповатый старик» [41, p. 2]. В 1854 г. парижский театр «Варьете» представил публике еще один водевиль под тем же названием (авторы: П.Ф.А. Кармуш, Э. Нион, А. д’Аврекур). За- главный герой — барон де ла Палис, простак, постоянно попадающий в глупые положения. Под конец его уверяют, что он умер, и поют куплет со строками «За четверть часа до смерти / Он был еще живой». Русский рецен- зент водевиля недоуменно замечает: «Неизвестно, почему храбрый воин, маршал Франции, ратный товарищ короля-рыцаря Франциска 1-го сделал- ся типом наивности и глупости, по милости поэта Ламонне (т. е. Ла Мон- нуа. — К.Д.). . Впрочем, может быть, без песни имя Ла-Палиса было бы вовсе неизвестно» [21, с. 30]. В 1867 г. в газете “La Liberté” публиковался роман «Уколы шпагой полководца Ла Палиса» (“Les coups d’épée du Capitaine de La Palisse”). Автор, 2 Здесь гравюры датируются 1863 г., но гравюра на дереве “M. de la Palisse” появилась не позднее 1811 г. [36, p. 261]. Мировая литература / К.В. Душенко 83 популярный романист П.А. Понсон дю Террайль (Террай) (1829–1871), не завершил книгу. Закончил ее Шарль Шиншоль (в 1865–1870 гг. — литера- турный секретарь Дюма-отца); эта версия увидела свет в 1880 г. под загла- вием «Приключения полководца Ла Палиса». Эпиграфом к изданию 1880 г. служит катрен: «Господин де Ла Па- лис умер, / Он умер от болезни. / За четверть часа до смерти / Он был еще живой». Далее автор протестует против искажения облика великого полко- водца: Его вставили в куплеты — и какие куплеты! Его высмеивали, над ним потешались. Из него сделали Калино3 средневековья. Лубочные картинки об- ратили его в пищу для детишек. Доблестный воин стал гротескной фигурой на потеху невеждам. И песня, которая высмеивает его, подобна той, в которой мы отомсти- ли побившему нас Мальборо4 [53, p. 1–2]. Эпиграф и процитированное выше вступление принадлежали Шин- шолю; в газетной публикации начала романа (“La Liberté”, 16 июля 1865) ни того ни другого нет. Сам же роман повествует о «необычайной жизни и героической смерти» исторического Ла Палиса. Имя Ла Палиса в ироническом плане упомянуто в романе Понсона дю Террайля «Обитатели Парижа», опубликованном в том же году, что и «Уколы шпагой…»: «…[Монах] сказал ему: жив человек, покуда не помер, что было обновленной истиной великого полководца Юга II де Шабанна5, сеньора де Ла Палиса» [52, p. 102]. В 1904 г. в Париже была поставлена опера-буфф «Господин де Ла Па- лис» (композитор Клод Террасс, авторы либретто Р. де Флер и Г.А. де Кай- яве). Заглавный герой — барон Пласид де Ла Палис, дипломат эпохи Людо- вика XV, простоватый до крайности и до крайности робкий в отношениях с дамами. Композиторским дебютом Террасса была музыка к абсурдистской драме Альфреда Жарри «Убю-король» (1896), и его Ла Палис уже целиком 3 Персонаж одноактного водевиля Т. Барьера «Палки в колеса» (1854), позднее — персо- наж клоунады. 4 Песня «Мальбрук в поход собрался». 5 “Hugues II de Chabannes”, вместо правильного “Jacques II de Chabannes”. Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 84 принадлежит эпохе модернизма. Опера переполнена цитатными аллюзия- ми — литературными и музыкальными, а действие являет собой абсурдное нагромождение анахронизмов. *** Ж.К. Болонь указывает примеры лапалисовских мотивов в текстах XVII–XVIII вв., не связанных с Ла Палисом. В рукописном «Сборнике сати- рических, забавных и исторических песен», составленном неким де Кастри (de Castries) предположительно в 1750-е гг., представлен ранний вариант двустишия «За четверть часа до смерти, / Он был еще живой»: Доктора согласны И вся Фармацевтика, Что за два дня до смерти Он был еще живой. [6, p. 4] В 1711 г. увидела свет «Надгробная речь Мишеля Морена». Это бур- лескная пародия на панегирик государственному мужу и — что стоит от- метить — полководцу: «Увы! какая жалость и какая потеря для госу- дарства, что Мишель Морен не был на войне: его храбрость сделала бы его большим военачальником, да что там — главнокомандующим» [50, p. 6]. «Последнее деяние его жизни, доказывающее его великое сердце, его ще- дрость, его сноровку и почти полное бескорыстие», таково: он поспорил на бутылку вина, что достанет сорок с высокого вяза, и разбился насмерть, упав с ветки. Речь заканчивается куплетом, 1-я и 4-я строки которого взяты из «Смерти Ла Палиса» с заменой имени персонажа: Увы! Мишель Морен умер, Пытаясь достать сорок, И не разбейся он насмерть, Он был бы жив еще. [50, p. 14] Мировая литература / К.В. Душенко 85 Еще раньше, около 1693 г., Жан Шаплон (J. Chapelon, 1647–1694) сочи- нил на провансальском диалекте «Надгробную речь Жака Бель-Мина» (опубл. в 1779 г.). Пародийное завещание Бель-Мина заканчивалось эпитафией: Смерть отняла его во цвете лет, И не умри он, то пожил бы дольше (Si-o ne fusse pas mort, ô viorit davantageaou). (цит. по: [6, p. 19]) Формулы, близкие к цитировавшимся выше, можно найти в гораз- до более авторитетных текстах XVII в. В бурлескной поэме Поля Скаррона «Перелицованный Вергилий», кн. I (1648), читаем: Он умер, бедный старик! Вздумай он умереть попозже, Он бы прожил подольше. (S’il eût voulu mourir plus tard, Il aurait vécu davantage). [54, p. 226] Персонаж одноактной комедии «Траур» (“Le Deuil”, 1680) Ноэля Лебре- тона (Отероша), замечает: «…Конечно, ваш отец / Прожил бы дольше, если б умер позже» (“De vivre plus longtemps s’il était mort plus tard”) (цит. по: [6, p. 19]). Отерош был ведущим актером театра «Бургундский отель», соперни- чавшего с труппой Мольера. Сам Мольер вкладывает в уста своего персо- нажа реплику: …Не в силах я смотреть без сожаленья, Как запеленут он в столь странном положенье. Так скоро умереть! А утром был живой! («Шалый» (1653), II, 47) [20, с. 84] 6 Ж.К. Болонь приводит два других фрагмента из поэмы Скаррона, менее сходные с лапалисовскими формулами. 7 Указано (как и нижеследующая параллель у Плавта) в комментарии Л.С. Оше к Молье- ру (1819) [48, p. 50]. Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 86 Эта реплика, в свою очередь, восходит к комедии Плавта «Привиде- ние», IV, 3. Цитируем диалог Симона с Феопропидом в пер. А. Артюшкова: — На форуме что нового? — Да есть. — А что такое? — Вынос видел я Покойника. — Ох, вот так новость. — Вынесли Умершего из дому, видел. Только что Был жив он, говорили. [22, с. 248] Итак, ирония первоначальных куплетов о Ла Палисе — отнюдь не свидетельство простодушия солдат, сражавшихся при Павии; несомненна их связь с бурлескной поэзией. Можно предположить, что они появились во второй половине XVII в. как отклик на биографии маршала в книгах Фур- кево и Брантома (1643, 1666). Заметим также, что Фуркево закончил свою биографию Ла Палиса стихотворной эпитафией со строкой «Он умер в день битвы» (“Il est mort un jour de bataille”) [34, p. 44]. *** Фольклористы давно обнаружили, что типично лапалисовская фор- мула «если не умерли, то и поныне живы» зафиксирована — правда, уже в XIX в., — в сказках различных народов Европы, от Франции до России (например: [9, p. 2648; 3, с. 77]). Самые ранние примеры, появившиеся в печати, содержатся в первом издании сказок братьев Гримм (1812): «И если они не перестали, то пляшут еще и теперь» («Свадьба госпожи Лисы», второй вариант); «И если они не умерли, то и теперь еще живы» («Птичий найденыш» — “Fundevogel”) [38, S. 179, 233]. Сказки других народов с этой формулой появились в печати лишь несколько десятилетий спустя. Чтобы найти эту сказочную формулу на такой огромной территории в XIX в., замечает Ж.К. Болонь, соответствующая фольклорная традиция должна быть древней. «Не исключено, что успех французской песни рас- пространил эту формулу как лесной пожар» [6, p. 25]. 8 Здесь в качестве аналога этих сказочных формул приводится первый куплет песни «Смерть Ла Палиса». Мировая литература / К.В. Душенко 87 Мы полагаем, что едва ли формула попала во множество сказок не- посредственно из песни о Ла Палисе, практически неизвестной за предела- ми Франции вне образованного круга, знакомого с французским языком и литературой. Скорее можно предположить косвенное влияние через сбор- ник братьев Гримм, широко разошедшийся в переводах и ставший образ- цом для последующих сборников сказочного фольклора. Братья Гримм, как и большая часть литераторов эпохи Романтизма, не занимались полевыми фольклорными исследованиями. Второй вариант «Свадьбы госпожи Лисы» записан со слов Людовики Бордис (урожд. Брентано), которая и сама писала детские сказки и стихи; а сказка «Птичий найденыш» — со слов Фридерики Маннель, женщины литературно образованной и говорившей по-француз- ски [7, S. 434]. Адольф Глассбреннер, немецкий писатель середины XIX в., спароди- ровал сказочную формулу (возможно, с оглядкой на «бестолковый стиль» Ла Моннуа): «Они стояли безмолвно, с открытыми глазами и ртом, и если не закрыли глаза и рот снова, то и теперь еще живы» («История о белоснеж- ном голубе и великом визире» из сборника «Комическая “Тысяча и одна ночь”») [37, p. 71]. *** Первое переложение стихотворения Ла Моннуа на русский язык по- явилось в 1772 г. в московском журнале «Вечера» под заглавием «Житие славного Клеанта». Заключительная, 16-я строфа, вероятно, добавлена пе- реводчиком; она содержит мораль, чуждую духу оригинала: «Найдем таких Клеантов много». Тем не менее в ряде случаев переводчик удачно передает «бестолковый стиль» Ла Моннуа: Когда б не сочетался браком, То не был бы еще женат. ……………………………….. Когда глаза его сомкнулись, Узнали все, что умер он. [17, с. 462–463] Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 88 Переложение В.А. Жуковского в 15 строфах датируется 1814 г. Жу- ковский назвал его «Максим», по имени своего слуги, балагура и выпивохи. Здесь «бестолковый стиль» безупречно выдержан с начала до конца: Никто б не мог сравниться с ним — Когда б он был один на свете. …………………………….. И вечно прозой сочинял — Когда не сочинял стихами. ………………………………………. Когда ж, друзья, Максим умрет — Тогда он, верно, жив не будет. Некоторые строфы русифицированы Жуковским и, в сущности, со- чинены заново: Максим за пятерых едал, И более всего окрошку; И рот уж, верно, раскрывал — Когда в него совал он ложку. [19, с. 229–230] Вариант из 12 строф, появившийся в 1858 г. (см. выше), перевел Всев. Рождественский под заглавием «Похвала несравненному мессиру Ла-Палисс» (1988) [24, с. 197]. Стилистика оригинала выдержана здесь не- последовательно; в этом отношении «Похвала…» уступает даже переложе- нию 1772 г. «Максим» В.А. Жуковского появился в печати ровно полвека спустя после написания («Русский архив», 1864, № 10), и эта переводческая удача осталась почти незамеченной. Русский читатель знакомился с «бестолко- вым стилем» скорее по переводам с английского. В Англии анонимный перевод 18 строф стихотворения Ла Моннуа появился в 1823 г. под заглавием «Счастливец», причем героя, как и в ори- Мировая литература / К.В. Душенко 89 гинале, зовут Ла Галис [55]. Несравненно большую роль в рецепции «бе- столкового стиля» в странах английского языка сыграли бурлескные эле- гии Оливера Голдсмита; они многократно перепечатывались и вошли в круг детского чтения. «Элегию на кончину миссис Мэри Блейз» Голдсмит поместил в изда- вавшемся им журнале «Пчела» (1759, № 4). Большая ее часть представляет собой переложение из «Ла Галиса» с переменой пола главного персонажа, а финальное двустишие варьирует сквозной лапалисовский мотив: «Прожи- ви она еще двенадцать месяцев, / Она бы не умерла сегодня» [39]. Четвер- тые строки всех семи строф выделены курсивом по примеру Ла Моннуа, что редко соблюдалось в позднейших публикациях. «Элегия на смерть бешеной собаки» (ок. 1762) включена в роман Голдсмита «Векфильдский священник» (1766), гл. 17 [40, p. 175–176]. Здесь в стиле «Ла Галиса» выдержаны первые три строфы. На русский эта «Эле- гия…» переводилась не менее восьми раз, как в составе романа, так и от- дельно. М. Вронченко, автор первого перевода (1830), последовательно очи- щал оригинал от лапалисад. Там, где у Голдсмита сказано: “A godly race he ran, — / Whene’er he went to pray” (возможный перевод: «Ступал он правед- ным путем, / Когда ходил он на молитву»), у Вронченко читаем: «Все будни провождал в труде, / А в праздники молился Богу» [12, с. 58]9. Я. Герд, автор первого русского перевода «Векфильдского священ- ника», старался по мере сил воспроизвести «бестолковость» первых строф «Элегии…»: «Он тела нагого не мог не прикрыть, / Когда надевал свои пла- тья» [13, с. 136]. То же можно сказать об «Элегии…» в издании романа 1893 г. в переводе Елизаветы и Екатерины Бекетовых [15]. В переводе В. Левика, сделанном для советского издания романа (1959), «бестолковый стиль» первых строф заметно сглажен [14]. Гораздо адекватнее стилистически перевод Алексея Парина (1988) [16]. В переводе Е. Фельдмана приметы «бестолкового стиля» всячески подчеркиваются: 9 В. Топоров, комментируя перевод М. Вронченко, отметил «сходство интонаций и некоторых ходов с известным стихотворением Жуковского “Максим”, 1814, напечатанным, однако, только в 1864 г.» [4, с. 179]. Это сходство, конечно, объясняется общностью француз- ского образца. Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 90 Недлинен будет мой рассказ (И, значит, будет краток). …………………………………… Скрывал он утром наготу (Надевши, значит, платье). [11, с. 80–82] Что же касается оригинальной русской поэзии, то нам неизвестны сколько-нибудь заметные примеры ее обращения к «бестолковому стилю». Отметим, однако, строку из «крещенской баллады» Л. Трефолева «Таин- ственный ямщик» (1883): «Ну, живы будем — не умрем...» [35, с. 141]. Воз- можно, к этой балладе восходит поговорка «Живы будем — не помрем!», получившая широкое распространение уже в XX в.