Studia Litterarum

Studia Litterarum /2023 том 8, № 2 220 ПОЭМА А.А. АХМАТОВОЙ «РЕКВИЕМ» В ДИАЛОГЕ КУЛЬТУР: ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕВОДА НА ОСЕТИНСКИЙ ЯЗЫК © 2023 г. Е.Б. Дзапарова Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева, Владикавказ, Россия Дата поступления статьи: 12 ноября 2022 г. Дата одобрения рецензентами: 17 января 2023 г. Дата публикации: 25 июня 2023 г. https://doi.org/10.22455/2500-4247-2023-8-2-220-241 Аннотация: В статье впервые проведен сравнительно-сопоставительный анализ поэмы А.А. Ахматовой (1889–1966) «Реквием» в оригинале и в переводе осетинского поэта А.М. Кодзати (1937–2021) для выявления сходства и различия лексико- семантических средств, образной системы и символики. Цель исследования — проследить репрезентацию смыслового пространства оригинала в поэтическом переводе. Автором показаны основные виды переводческих стратегий при передаче особенностей идиостиля, дается оценка с позиции отражения в переводе эмоционального посыла оригинала в целом. Поиск инвариантных соответствий в языке перевода показал стремление переводчика больше к эмоциональной тождественности с оригиналом и частично к стилистической. С помощью функциональных эквивалентов А.М. Кодзати удалось отразить в переводном тексте личные переживания лирической героини, передать исповедальный пафос поэмы. Отсутствие в переводящем языке эквивалентов для передачи некоторых поэтических образов вынуждало переводчика прибегать к ассоциативной замене. Встречающаяся в тексте фольклорная, православная символика местами транслируется не буквальными лексическими средствами. Так как тот или иной символ не всегда мог вызывать аналогичные ассоциации у реципиента, переводчик прибегал к смысловой адаптации. Ключевые слова: А. Ахматова, «Реквием», А. Кодзати, художественный перевод, символика, образ, интенции автора, мотив жертвенности, исповедь, динамическая адекватность. Информация об авторе: Елизавета Борисовна Дзапарова — кандидат филологических наук, старший научный сотрудник, Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева — филиал Федерального государственного бюджетного учреждения науки Федерального научного центра «Владикавказский научный центр Российской академии наук», пр. Мира, д. 10, 362040 г. Владикавказ, Республика Северная Осетия — Алания, Россия. ORCID ID: https://orcid.org/0000-0002-1388-0268 E-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript. Для цитирования: Дзапарова Е.Б. Поэма А.А. Ахматовой «Реквием» в диалоге культур: проблемы перевода на осетинский язык // Studia Litterarum. 2023. Т. 8, № 2. С. 220–241. https://doi.org/10.22455/2500-4247-2023-8-2-220-241 Научная статья / Research Article https://elibrary.ru/EFCUJT УДК 821.221.18.0 ББК 83.3(2Рос=Рус)6 + 83(=521) Русская литература / Е.Б. Дзапарова 221 POEM BY A.A. AKHMATOVA “REQUIEM” IN THE DIALOGUE OF CULTURES: PROBLEMS OF TRANSLATION INTO OSSETIAN © 2023. Elizaveta B. Dzaparova V. I. Abaev North Ossetian Institute for Humanitarian and Social Studies, Vladikavkaz, Russia Received: November 12, 2022 Approved after reviewing: January 17, 2023 Date of publication: June 25, 2023 Abstract: The article provides a comparative analysis of the poem by A.A. Akhmatova (1889–1966) “Requiem” in the original and in the translation of the Ossetian poet A.M. Kozachi (1937–2021) to identify similarities and differences in lexico-semantic means, figurative system and symbolism. The purpose of the study is to trace the representation of the semantic space of the original in poetic translation. The author shows the main types of translation strategies in the transfer of idiostyle features, gives an assessment from the position of reflecting the emotional message of the original in translation as a whole. The search for invariant correspondences in the target language showed the translator’s desire for more emotional identity with the original and partly for stylistic one. With the help of functional equivalents A.M. Kozachi managed to reflect in the translated text the personal experiences of the lyrical female character, to convey the confessional pathos of the poem. The absence of equivalents in the target language to convey some poetic images forced the translator to resort to associative substitution. The folklore, Orthodox symbolism found in the text is sometimes translated by non-literal lexical means. Since this or that symbol could not always evoke similar associations in the recipient, the translator resorted to semantic adaptation. Кeywords: A. Akhmatova, “Requiem,” A. Kodzati, literary translation, symbolism, image, intentions of the author, motif of sacrifice, confession, dynamic adequacy. Information about the author: Elizaveta B. Dzaparova, PhD in Philology, Senior Researcher, V.I. Abaev North Ossetian Institute for Humanitarian and Social Studies — the Filial of the Vladikavkaz Science Centre of the Russian Academy of Sciences, Mira 10, 362040 Vladikavkaz, Republic of North Ossetia — Alania, Russia. ORCID ID: https://orcid.org/0000-0002-1388-0268 E-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript. For citation: Dzaparova, E.B. “Poem by A.A. Akhmatova ‛Requiem’ in the Dialogue of Cultures: Problems of Translation into Ossetian.” Studia Litterarum, vol. 8, no. 2, 2023, pp. 220–241. (In Russ.) https://doi.org/10.22455/2500-4247-2023-8-2-220-241 This is an open access article distributed under the Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0) Studia Litterarum, vol. 8, no. 2, 2023 Studia Litterarum /2023 том 8, № 2 222 В последние десятилетия после отмены в 1988 г. постановления ЦК ВКП (б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» и полной реабилитации А.А. Ахма- товой в российской и мировой культуре наблюдается растущий интерес к ее художественному наследию. Появляются все новые интерпретации поэтических текстов русской поэтессы, а их перевод охватывает все боль- ше языковых пространств (см.: [4, с. 307–320; 9, с. 145–148; 10, с. 48–52]). Объектом исследования становится и переводческая деятельность самой А.А. Ахматовой с различных языков [13, с. 67–74]. Первые поэтические переводы произведений А. Ахматовой на осе- тинском языке появились в конце 1980-х гг. К ее 100-летию были опублико- ваны отдельные стихотворения из поэмы «Реквием» в переводе известного осетинского поэта А.М. Кодзати: «Вместо предисловия», «Посвящение», V глава (без названия), «Приговор». Позднее, незначительно доработав существующие стихотворения, А. Кодзати осуществил перевод самого из- вестного произведения Анны Андреевны уже полностью. Обращение к пе- реводу поэмы, на наш взгляд, связано не только с юбилейной датой, но и с проблемно-тематическими приоритетами самого переводчика, отражаю- щего и в собственном творчестве трагическую правду ХХ в.1, «драматизм сложных отношений человека и времени» [12, с. 135]. Основываясь на сход- стве и различии текстов, мы попытаемся показать возможности отразить в переводе художественно-эстетическую сторону и систему символов ориги- нала, передать интенции автора в целом. Передача поэтического мира того или иного автора — первостепен- 1 Отрицательное отношение А. Кодзати к сталинским репрессиям отражено в стихотво- рении «Реквием-37» (1988). Русская литература / Е.Б. Дзапарова 223 ная задача переводчика, которая заключается в передаче не только общего смысла, но и слов-образов, фонетических, лексических, стилистических и др. особенностей текста-источника. В настоящем исследовании художе- ственный текст, вовлеченный в переводческий процесс, рассматривается нами сквозь призму адекватной передачи жанровой специфики, формаль- ных и содержательных категорий, стилистических особенностей, которые в целом сводятся к воспроизведению прагматического потенциала ориги- нала. Поэма «Реквием», как известно, отражает как личную трагедию са- мой А. Ахматовой — арест сына Л. Гумилева и мужа Н. Пунина, так и обще- национальную — массовые репрессии 1930-х гг. Произведение проникнуто глубоким лиризмом. Исповедальное на- чало характеризует стиль произведения. Читатель погружается в глубо- ко эмоциональный мир поэтессы. Автор выражает личные переживания в скорбно-лирической интонации. Помянуть и оплакать — долг А. Ахмато- вой-жены, матери, поэта. Поэме А. Ахматовой, состоящей из отдельных, написанных в разные годы стихотворений, предпослан эпиграф и прозаическое предисловие. Эта часть текста не менее важна в структуре всей поэмы, так как раскрывает историю ее написания — просьбу-завет описать мучения народа. Простран- ственно-временная структура в переводе, как и в оригинале, обозначается в первой строке: «В страшные годы ежовщины я провела семнадцать ме- сяцев в тюремных очередях Ленинграда» [17, с. 555] — «Ежовы ӕвирхъау рӕстӕджыты ӕвддӕс мӕйы арвыстон, Ленинграды ахӕстӕттӕм рады лӕу- гӕйӕ» [18, с. 331] (‘В страшное время Ежова семнадцать месяцев провела стоя в очередях к тюрьмам Ленинградаʼ)2. А. Кодзати удалось показать в предисловии синтез личного и народного горя. Описываемая автором тра- гедия передается выражениями, отчетливо дающими представление о бес- конечных страданиях и мучениях народа уже здесь, в предисловии: «ежов- щина», «женщина с голубыми губами», «очнулась... от оцепенения», «что некогда было ее лицом...». Переводчик уловил намерения автора: отразил образ страдающей женщины, сохраняя штрихи в ее изможденном (в неко- торой степени безжизненном) облике: «сылгоймаг, йӕ былтӕ — ӕрвхуыз2 Здесь и далее подстрочный перевод наш. — Е.Дз. Studia Litterarum /2023 том 8, № 2 224 цъӕх» (‘женщина, губы у нее голубые’), «йӕ у ӕнгты ӕндзыг феуӕгъд» (‘тело освободилось от онемения’); подобие лица и в переводе создается тождественными средствами номинации: «сылгоймаджы цӕсгом — цӕсгом кӕддӕр хуынди, ныр ӕм цӕсгомы хуызӕнӕй ницыуал уыди» (‘лицо жен- щины — лицом когда-то было, теперь на лицо похожее в нем не было ниче- го’). Составляющие смысловой и эмоциональный центр отрывка подлинни- ка лексемы в переводе представлены полными эквивалентами. А. Кодзати нивелировал лишь интенцию А. Ахматовой потерей негативного оттенка, придающего слову «ежовщина» суффиксом «щин». Своеобразным смысловым ключом ко всему произведению являет- ся и эпиграф, в котором заложена мысль о неразрывной связи лирической героини со своим народом, «в сопричастности ее ко всем бедствиям род- ной страны» [1, с. 35]. В отрывке из стихотворения «Так не зря мы вместе бедовали...» 1961 г. не случайно употреблено противопоставление «чуж- дый» — «мой», дающее четкое представление, кто для А. Ахматовой свой, кто чужой3. Голос автора и передаваемая ею в стихе интонация в осетинском варианте А. Кодзати транслируется несколько приглушенно. Объясняется это отсутствием побудительно-отрицательной конструкции «нет!»: Нет! И не под чуждым небосводом... Кӕйдӕр дӕлбазыр не ‘мбӕхстӕн, нӕ бадтӕн, Нӕ рӕвдыдта ӕцӕгӕлон арв мӕн. — Цы ран уыдысты, се ‘намондӕн, м’ адӕм, Мӕ адӕмимӕ уыцы ран уыдтӕн [18, с. 331]. Под чужим крылом не пряталась, не отсиживалась, Не утешал чужой небосвод меня. — Где был, к их несчастью, мой народ, С моим народом там же я была. Однако в переводе, как нам кажется, с помощью глаголов с отрица- нием «не ‘мбӕхстӕн», «нӕ бадтӕн», «нӕ рӕвдыдта» А. Кодзати еще боль- ше акцентирует внимание реципиента на готовности лирической героини 3 «Чужими» А. Ахматова считает русских эмигрантов, покинувших к тому времени Роди- ну. Русская литература / Е.Б. Дзапарова 225 к самопожертвованию как о собственном выборе, о некой ее миссии. Оппо- зиция «чужой» — «свой» находит выражение в соответствующих на языке перевода понятиях «кӕйдӕр» (‘чей-то’), «ӕцӕгӕлон» (‘чужой’) — «мӕ» (‘мой’). Основная часть и в переводе состоит из отдельных стихотворений, объединенных в единый цикл: X глав (три из них имеют название: «Тӕр- хон» (‘Приговор’), «Ныхас адзалимӕ» (‘Разговор со смертью’), «Чыры- стийы байтыгъд» (‘Распятие Христа’). Каждая глава изобилует символами, нагруженными семантикой, раскрывающими взгляд автора на отображае- мый трагический отрезок времени. «Посвящение», «Вступление» — эти части «Реквиема» вводят чита- теля в тюремный Ленинград. Почти в каждой строке автор запечатлевает поэтический образ. Уже первые строки в переводе отражают эмоциональ- ное состояние героини, горе которой не выдерживает природная стихия: «Ацы хъыг нӕ бауромдзӕн хох дӕр, / Дон дӕр ӕй нӕ фӕуыдзӕни ласт» (‘Это горе не остановит и гора / И река ее не унесет’). Звукопись оригинала, запечатленная в повторении в первой строке согласных [г], [н], [р] «Перед этим горем гнутся горы», во второй — гласной [е] «Не течет великая река», в переводе достигается совсем иными фонетическими средствами и созву- чием только во второй строке гласной [ӕ]: «Дон дӕр ӕй нӕ фӕуыдзӕни ласт». План содержания в сопоставляемом отрывке вызывает у реципиента адекватное восприятие, даже если единицы перевода в денотативном отно- шении неадекватны исходным. Значительную эмоциональную и смысловую нагрузку несут в переводе выражения: «нӕ алы бон дӕр — сау» (‘наш каж- дый новый день — черный’), «о мӕ бон» (‘о, мой день’), «стӕй тӕрхон...» (‘затем приговор’), «уд ыснарӕг, фестади ӕрду» (‘душа истончилась, пре- вратилась в волосок’), «тарст уд» (‘испуганная душа’), «ӕрвдзӕф бӕласау лӕуу» (‘стой, подобно пораженному молнией дереву’), «дыууӕ фыдазы » (‘два тяжелых года’), «сау халон» (‘черная ворона’), «сау цалх» (‘черное ко- лесо’), «тугӕйдзаг цырыхъхъ» (‘кровавый сапог’) и др. В отрывке природа персонифицирована. Городу и в целом стране также приписывается состояние живого, т. е. и в переводе утверждается мысль, что боль может чувствовать не только человек, каждая деталь в по- эме чувствует боль и страдает от нее. Мотив жертвенности охватывает все Studia Litterarum /2023 том 8, № 2 226 пространство: от земли и до неба: «улыбался / Только мертвый» — «Бӕ- стыл ӕрмӕстдӕр марды зӕрдӕ ради» (‘На земле только сердце мертвого радовалось’), «И ненужным привеском качался / возле тюрем своих Ле- нинград» — «...лӕууыд йӕ ахӕстӕттӕм рады... Ленинград» (‘стоял к своим тюрьмам в очереди... Ленинград’), «И безвинная корчилась Русь» — «Ӕмӕ куыдта Уырысы зӕхх ӕдыхӕй...» (‘И плакала русская земля от немощи...’). Переводные отрывки соответствуют общей тональности подлинника, отра- жая чувство сострадания ко всем тем, кого коснулась эта трагедия (человек, город, земля). Тяжесть случившегося в каждой главе помогают ощутить художе- ственные образы, передача которых на осетинский язык не всегда была воз- можна. Например, отсутствием в переводном отрывке метафоры «звезды смерти» смягчен мотив смерти. А отсюда наблюдается и ослабление автор- ской личностной интонации. Символом страшной эпохи становятся «черные маруси» — машины, на которых увозили осужденных и которые, образуя в строфе смысловой центр, становятся «резко контрастирующими со смертельными судорогами несчастной великой державы, подчеркивая масштаб вселенской катастро- фы» [16, с. 319]. Естественно, дословный перевод не может адекватно вос- приниматься читателем, так как не осуществляется полная сигнификация образа. Символ, олицетворяющий «путь к смерти», А. Кодзати реализован частично: сохранен смысл в строке на основе другого образа «сау цалх йыл тылди» (‘черное колесо на нее катилось’). В тексте: Звезды, смерти стояли над нами, Ӕмӕ куыдта Уырысы зӕхх ӕдыхӕй, И безвинная корчилась Русь Ӕмӕ йӕ бон хъӕр кӕнын дӕр нӕ уыд. Под кровавыми сапогами Тылди йыл сау цалх, тугӕйдзаг цырыхъхъ ӕй И под шинами черных марусь [17, с. 556] Йӕ быны ссӕста, мардта йын йӕ уд [18, с. 332]. И плакала русская земля от немощи, И не в силах была даже кричать. Катилось на нее черное колесо, кровавый сапог ее Под собой топтал, убивал ее душу. Русская литература / Е.Б. Дзапарова 227 Очень сложное для анализа произведение насыщено художествен- ными образами, выражениями, которые не только помогают автору рас- крыть основную тему, а читателю в полной мере ощутить трагедию, но и установить связь времен, показать соизмеримые события в истории стра- ны. В качестве сравнения А. Ахматова в следующем стихотворении прово- дит параллель «стрелецкие женки — лирическая героиня», обозначая сте- пень страдания своей героини. Буду я, как стрелецкие женки, Под кремлевскими башнями выть [17, с. 557]. Этот отрывок, как и весь стих в переводе, предельно близок к ори- гиналу, пословно отражая не только сам прием сравнения, но и адекватно воспроизводя коммуникативный эффект, заключенный в нем. Стрелецы усау, ме ‘лгъыст уд, дзыназ уал, Ам, Кремылы сырх мӕсгуыты бын хит! [18, с. 333] Подобно стрелецкой жене, моя проклятая душа, стони пока, Здесь, под красными башнями Кремля страдай! Концепция динамической адекватности (термин Ю. Найда) выража- ется в использовании слов, близких в смысловом и эмоциональном отно- шении, с сохранением их прагматического потенциала и в переводе. Произведение, построенное на системе символов, и в дальнейшем не менее трагично по своему звучанию. Более глубокому пониманию идейно-художественного своеобразия поэмы служит ввод А. Ахматовой глав (II и VI), напоминающих колыбельную песенку, а больше — материнский плач. Тихо льется тихий Дон, Желтый месяц входит в дом. Входит в шапке набекрень, Видит желтый месяц тень. Эта женщина больна, Studia Litterarum /2023 том 8, № 2 228 Эта женщина одна, Муж в могиле, сын в тюрьме, Помолитесь обо мне [17, с. 557]. В переводных отрывках легкая, лирическая мелодика стиха сменя- ется эмоциональной подачей душевных переживаний лирической героини, не противоречащей тематической направленности оригинала, а может быть более уместной в произведении со столь трагическим содержанием. Тулы хъеллаугӕнгӕ Дон, Катится, качаясь, Дон, Атад, ахуыссыди бон. Растаял, погас день. Уатмӕ бахызти сындӕг В комнату зашел медленно Бур мӕй, федта дзы ӕндӕрг — Желтый месяц, увидел там силуэт — Иу ус, бахорз ис йӕ арт: Эта женщина, погас ее очаг: Ахст — йӕ фырт, йӕ мой — тыхмард. Арестован — сын, супруг — убит. Усӕн а хӕдзар — ингӕн. Женщине этот дом — могила. Зӕдтыл бафӕдзӕхсут мӕн [18, с. 333]. Помолитесь обо мне. Переданный переводчиком план содержания оригинала характе- ризуется проникновением в мир авторских интенций. А. Кодзати находит языковые средства, в которых, на наш взгляд, отражена эмоциональная оценочность и экспрессивность отрывка. Однако передать сложную систе- му символов, раскрыть их связь с действительностью не всегда удается в переводе. Здесь А. Кодзати не учтен мотив больной и обезумевшей от горя женщины, являющийся сквозным в поэме: «Эта женщина больна, / Эта женщина одна». В переводе не отражен замедленный темп, мелодичность стиха. Если у А. Ахматовой в этих отрывках ключевыми являются лексемы «тихо», «тихий», «легкий», подчеркивающие в колыбельной имитацию тишины (в противовес «крику» и «вытью» в основном тексте), то у А. Кодзати от- сутствуют в переводе слова, связанные с семантическим полем «тишины, молчания». Наоборот, переводные строки не диссонирует с тональностью поэмы в целом, переводчик делает акцент и здесь на трагическом: «Тихо льется Тихий Дон» — «Тулы хъеллаугӕнгӕ Дон» (‘Катится, качаясь, Дон’), «Легкие летят недели» — «Удхор, фидиссаг фыдазтӕ» (‘Мучительные, по- зорные, трагические годы’). Русская литература / Е.Б. Дзапарова 229 Далее в переводе последовательность III и IV глав изменена. Приве- дем пример IV (в переводе III) главы, в которой ярко противопоставляется жизнь героини «до» и «после»: Показать бы тебе, насмешнице И любимице всех друзей, Царскосельской веселой грешнице, Что случится с жизнью твоей — Как трехсотая, с передачею, Под Крестами будешь стоять И своею слезой горячею Новогодний лед прожигать. Там тюремный тополь качается, И ни звука — а сколько там Неповинных жизней кончается… [17, с. 557–558] У А. Кодзати: Уӕд цы буц уыдтӕ, уӕд цы хъал уыдтӕ, Худын, хъазынӕй уды чи ‘фсӕста! Ныр дӕ царды таг, ой, ныггалиутӕ, Ныр чызгон бонтӕй цух дӕ, ирвӕзт дӕ. Дымгӕ къонайы хъазы фӕныкӕй, Ой, мӕ рыст уӕнгтӕ ‘взоны уынджы къӕй4, Ам цъӕх айнӕг их у мӕ цӕссыгӕй, О, тӕвдцӕссыгӕй у цӕрдхуынчъытӕ. Ам гӕдыбӕлас ризы ирдгӕмӕ. Уынгтӕ — гобийау. Уым та мидӕгӕй, Удтӕ, сонт удтӕ сӕфынц мингӕйттӕй [18, с. 333]. Тогда какой избалованной ты была, тогда какой гордой ты была, Смехом, играми насыщала душу! Теперь линия твоей жизни, ой, запуталась, 4 Фразеологизм «уынджы къӕйыл зайын» (букв. с осет. «оставаться на уличной плите») означает «остаться одной; остаться ни с чем; потерять кров». Studia Litterarum /2023 том 8, № 2 230 Теперь от девичьих дней отдалена ты, избавлена ты. Ветер в очаге играет пеплом, Ой, мое больное тело терзает уличная плита, Здесь голубой твердый лед от моих слез, Ой, от горячих слез весь покрыт дырами. Здесь тополь дрожит на холодном ветру. Улицы, словно немые. А там внутри, Души, безумные души погибают тысячами. В переводе не совсем отражен лексический состав оригинала, но лучше воспринять текст, а также познать изображенную в тексте действи- тельность реципиенту, как кажется, помогают выражения, которые несут значительную смысловую и эмоциональную нагрузку: «фыдхъизӕмар» (‘сверхмучение’), «бӕллӕхтӕ-фыдохтӕ» (‘беды-несчастия’), «ахуысс, быны зӕрдӕ, аскъуый» (‘погасни, сердце, разорвись’), синонимические (и не только) повторы: «Уӕд цы буц уыдтӕ, уӕд цы хъал уыдтӕ» (‘Тогда какой избалованной ты была, тогда какой гордой ты была...’), «Худын, хъа- зынӕй уды чи ‘фсӕста» (‘Смехом, играми насыщала душу!..’), «Ныр чызгон бонтӕй цух дӕ, ирвӕзт дӕ» (‘Теперь от девичьих дней отдалена ты, избав- лена ты’), «Удтӕ, сонт удтӕ сӕфынц мингӕйттӕй» (‘Души, безумные души погибают тысячами’). Желаемый эмоциональный эффект достигается А. Кодзати и раз- личными художественными приемами, например метафоризацией: «атад, ахуыссыди бон» (‘растаял, погас день’); персонификацией: «уатмӕ бахызти сындӕг / бур мӕй» (‘в комнату зашел медленно / желтый месяц’); образным сопоставлением: «усӕн а хӕдзар — ингӕн» (‘женщине этот дом — могила’), «бонтӕ сынтытау — сӕнтсау» (‘дни как вороны — очень черные’). В осе- тинском тексте присутствует и национально-образная символика: «дымгӕ къонайы хъазы фӕныкӕй» (‘ветер в очаге играет пеплом’)5. В переводе со- храняется семантика опустелого дома, в котором не осталось мужчины, по- тому что «Муж в могиле, / Сын в тюрьме». II и VI главы написаны четырехстопным хореем. Своей формальной организацией приближает восьмистишия во II и VI главах к народной пе- 5 Огонь в очаге у осетин тушили при гибели последнего представителя мужского пола семьи, считалось, что жизнь в этой семье / доме закончилась. Русская литература / Е.Б. Дзапарова 231 сенной традиции и А. Кодзати. В переводе не только сохранен размер, со- впадает и количество слогов в строке (во II гл. — 7 слогов, в VI гл. — восьмисложный стих чередуется с семисложным) местами с выпадением ударного (пиррихий). В переводе VI главы ритм причета в запевах сохраняется меж- дометиями «Ой, мӕ рыст уӕнгтӕ...», «О, тӕвд цӕссыгӕй у цӕрдхуынчъытӕ », характерными для поэтики плача. И в переводе стих звучит как при- читание — хъарӕг — над покойником, в котором, по мнению фольклориста Н.М. Герасимовой, глубже и поэтичнее из всех жанров устного народного творчества отражаются личные переживания человека [3, с. 134]. Прелом- ление в поэме жанра плача видится Н.Л. Лейдерману на протяжении всей поэмы. По его мнению, произведение А. Ахматовой написано в жанровых рамках фольклорного канона, которое «не пропускает ни одной фазы похо- ронного обряда: у нее есть и плач-оповещение и плач при выносе есть плач при опускании гроба есть и поминальный плач» [11, с. 207]. О временнóм отрезке мучительно долгих ожиданий в очередях Ле- нинграда автор еще раз говорит в V главе «Вступления». Томительные сем- надцать месяцев транслируются и в переводе: строки подчеркивают стра- дание лирической героини в очередях в ожидании приговора — каменного слова. Эмоциональное состояние лирической героини передают глаголы «кричу», «зову», «кидалась в ноги». Каждое выражение и в переводе отра- жает выпавшие на долю матери страдания: «кӕнын фӕдис» (‘бью тревогу’), «лӕууын зонгуытыл» (‘стою на коленях’). Степень отчаяния усиливается в переводе использованием фразеологизмов, выражений с яркой коннота- цией («уд хъуырмӕ ссыд» (‘душа подступила к горлу’) русский эквивалент «чаша терпения переполнилась»; «цардыл ауыгътон мӕ къух» (‘на жизнь махнула рукой’)). Переводчик сохраняет ощущение безысходности. «Ал- люзии на похоронную церемонию, вызванные мрачными предчувствиями матери» [8, с. 81] оформлены эллиптическими предложениями «И только пыльные цветы, / И звон кадильный, и следы / Куда-то в никуда». Пере- водимые единицы в осетинском тексте не нашли своего смыслового соот- ветствия, А. Кодзати придерживается только внешней формальной точно- сти: «Ӕрмӕст ӕфсӕн дуӕртты зӕлланг, / Ӕхсӕвы сау тарфмӕ фӕндаг, / Ыздӕхӕнтӕ дзы — нал» (‘И только железных дверей звон, / Дорога в глу- бину черной ночи, / Возврата оттуда — нет’). Однако и перевод, как нам ка- жется, производит определенный коммуникативный эффект на получателя Studia Litterarum /2023 том 8, № 2 232 художественного текста. А. Кодзати сохраняет прагматический потенциал отрывка выбором языковых единиц для обозначения эмоционального со- стояния героини. Подобно русскому оригиналу, в переводе акцентируется внимание на безысходности ситуации, ощущении ее тупиковости. Ассоциа- ция дисбаланса передается в переводе и в образе звезды, которая символи- зируют не надежду, а неизбежную смерть: «Ыстъалы нӕу — адзал» (‘Это не звезда — смерть’). В переводе сохраняется чередование четырехстопного и трехстопно- го ямба в восьми- и шестисложных строках. В строфе 14 строк, что прибли- жает ее к сонету. А. Кодзати расширяет рамки оригинальной поэтической формы. В переводе 16 строк: вместо второго катрена у него секстина. А. Кодзати и сам обращался в поэзии к форме сонета, но не всегда прибегал к ее традиционной классической форме. Как пишет другой извест- ный осетинский поэт Х.-М. Дзуццати: «Почему-то строгость, каноничность, жесткость и незыблемость его (сонета. — Е.Дз.) формы мне напоминают тоталитарную систему, в которой нам вольно или невольно приходилось жить — жить как бы в сонете, в его догматике и несвободе. В нем Ахсар вы- ражал свою “несонетную”, несистемную, недозволенную правду. Он в соне- те противостоял сонету» [5]. И уходом от строгой поэтической формы здесь, может быть, и скрыто это противостояние тоталитарному режиму. В сонете сохранен способ рифмовки: перекрестная сменяется пар- ной (АБАБ, ВГВГДД, ЕЕЖ, ЗЗЖ). Чередование мужских и женских рифм, что присуще классическому сонету, в оригинале и в переводе представлено только мужскими клаузулами. Теза и антитеза сонета в оригинале графи- чески разграничены в 8/6 стихах, в переводе противопоставление начи- нается после 10 строки — 10/6. Сюжетно-эмоциональный переход как и в оригинале, начинается с выделительно-ограничительной частицы «ӕр- мӕст» (в оригинале союз + частица «и только»). Анафористическая ком- позиция — использование в начале строк союза «и» (что тоже характерно для канонического сонета) — усиливает эффект одномоментости действий, длящихся вечно (авторский замысел передается и глаголами настоящего времени). В переводе А. Кодзати поэтический прием сохранен, но для зачи- на используется чередование букв «к», «ӕ», «ы». Прозвучавший приговор для лирической героини — смерть мораль- ная, не физическая. Психологическое состояние героини, понимающей всю Русская литература / Е.Б. Дзапарова 233 безысходность реальности, А. Кодзати передает, соблюдая семантическую точность, но не совсем бережно воспроизводит символику этого отрывка, обойдя ключевые эпитеты (антитеза: каменное слово — живая грудь (сим- вол ее прошлой жизни, когда она еще могла чувствовать, ощущать что-то)). Как перенести гибель сына? Решение этой трагической проблемы лирическая героиня видит в: «Надо память до конца убить, / Надо, чтоб душа окаменела, / Надо снова научиться жить». Не случайно автор и здесь делает упор на единоначатии в каждой строке. Лексическая анафора — по- втор предикативного наречия «надо» — проходящая лейтмотивом в строфе, не только придает ей выразительность и особый ритм, героине автор под- сказывает выход из замкнутого круга. В переводе мы также слышим голос лирической героини, себе даю- щей наставления стойко преодолеть / перенести горе матери / жены. В от- рывке перевода сохранен мотив окаменелости, внутренней опустошенности человека, лишенного как духовных, так и физических сил: Фӕлӕ быхс — кӕнинӕгтӕ дзӕвгар и. Хъуамӕ фестай дойнагдур, ӕндон, Ферох кӕ дӕ судзгӕ фыд, ныммар ӕй, Зӕгъ дӕхицӕн: хъуамӕ та цӕрон [18, с. 334]. Но терпи — еще много дел. Должна стать камнем, сталью, Забудь о своем страдающем теле, убей его, Скажи себе: должна опять жить. И в осетинском варианте А. Кодзати находит функциональные ана- логи для отражения контекста, в котором «внутренняя энергия строк гово- рит о несокрушимом противостоянии личности окружающему миру, эпохе, судьбе» [15, с. 15]. Адекватным в смысловом отношении является перевод А. Кодзати IX главы поэмы «Уже безумие крылом…», полностью отражающий не толь- ко символику оригинала, но и пословно воспроизводящий его лексический строй. Сохранить идиостиль А. Ахматовой в отрывке А. Кодзати удается передачей языковых средств, реализующих и авторский художественный Studia Litterarum /2023 том 8, № 2 234 замысел: «Ни сына страшные глаза — / Окаменелое страданье» — «Нӕдӕр мӕ хъӕбулӕн йӕ тарст / (Йӕ хъыг йӕ цӕстыты ныддур и)» (‘Ни моего сы- ночка испуг / (Его печаль в глазах окаменела)’). Поэма А. Ахматовой, как утверждают некоторые исследователи ее творчества, построена по библейскому сюжету, где кульминационным мо- ментом является распятие. В «Распятии» А. Ахматова опять устанавливает вневременную связь. В X главе появляются Богородица с Сыном, с кото- рой ассоциирует себя А. Ахматова / лирическая героиня. Соотношение в поэме двух временных планов прослеживается и в статье О.М. Баруткиной: «Ахматова соединяет хронотоп 1930-х годов с вечным временем, запечат- ленным в Евангельской истории. Личное горе Ахматовой матери смешива- ется с трагедией всех матерей, что стояли с ней “под красною ослепшею сте- ной” и освещается горем Матери-Девы, которая с безмолвным мужеством переносила свой подвиг. Прошлое время размыкается в настоящее вневре- менным началом главного материнского образа — Богородицы, и благодаря этому появляется возможность будущего, где память победит и “сохранит” все... Время “большого террора”, по Ахматовой, можно в итоге сопоставить только с картинами убийства и погребения Христа» [2, с. 11–12]. В первой части восьмистишия у А. Ахматовой обращение Иисуса на кресте к Отцу и Матери сменяется во второй Его Распятием, появляются образы, стоя- щие под крестом: Магдалина, ученик Иоанн, Мать. К X главе предпослан эпиграф из канона Великой Субботы: «Не рыдай Мене, Мати, во гробе зря- щи» — в переводе передается современным осетинским языком, словарный состав приближен к оригиналу. В осетинском переводе евангельский план воспроизводится на уровне образном и словесном, акцентирующем вни- мание А. Кодзати, как и А. Ахматовой, на семантике смерти и страдании Матери. Начинающееся с торжественной интонации стихотворение в перево- де потеряло свою патетичность. Эта часть передана средствами переводя- щего языка нейтрального пласта: Хор ангелов великий час восславил, И небеса расплавились в огне [17, с. 560]. Русская литература / Е.Б. Дзапарова 235 Уый хатыдта: нӕ баззайдзӕн ӕвыдӕй, Ӕмбӕрста ноджы: нӕу ӕнцон мӕлын [18, c. 335]. Он понимал: не останется невредимым / живым, Осознавал еще: нелегко умирать. Мотив окаменелости автор воплощает в образе «любимого учени- ка» — апостола Иоанна. У А. Кодзати состояние окаменелости → опусто- шенности правомерно испытывает Дева Мария, которая и вбирает в себя безмерное горе матерей. Весь тягостный путь и страдания лирической героини А. Ахматовой выражаются в отрывке глаголами: «рыдала», «билась», «каменела», «мол- чала» (настоящее время глагола отождествляется с вечностью движения). Лейтмотив страдания реализуется образными, семантически близкими единицами переводящего языка: «басур ис» (‘лишилась чувств’), «уынӕр- гъын» (‘выть’), «хъӕрзын» (‘стонать’), «цавддурау» (‘окаменеть’), «нӕ код- та уынӕр» (‘не произносила ни звука’), «иу дӕр нӕ уӕндыди кӕсын» (‘ни один не осмелился смотреть’), символизирующими и в осетинском тексте мучения матери и сына. Эпилог — поэтическое завещание А. Ахматовой — образует кольце- вую композицию с предисловием. В двухчастном эпилоге автор опять от- правляет нас в многотысячную очередь Ленинграда, где встречаются те же образы опавших лиц, звучит мотив единства судьбы А. Ахматовой с судь- бой народа: И я молюсь не о себе одной, А обо всех, кто там стоял со мною, И в лютый холод, и в июльский зной, Под красною ослепшею стеною [17, с. 561]. В переводе А. Кодзати: Ӕмӕ та кувын, Иу Хуыцауӕй курын: Сӕдӕтӕй, минтӕй Де стыр бӕллӕх сис... Studia Litterarum /2023 том 8, № 2 236 Сырх агуыри сис гоби у, нӕ дзуры, О, саугуырм ӕмӕ дурзӕрдӕ у сис [18, с. 336]. И опять молю, Единого Бога прошу: Избавь сотых, тысячных от Твоей большой беды... Красная кирпичная стена нема, молчит, Да, совсем ослепшая и жестокая стена. Исповедально-завещательные строки А. Ахматовой в переводе, как представляется, совсем о другом, о том, что к молитве о сотых и тысячных красная стена оставалась молчаливой и слепой. За пределами осетинского текста осталась возникающая и здесь «тема ответственности и долга поэта перед немотой народного горя» [14, с. 19]. Голос «стомильонного народа», которым становится героиня, — это возможность сказать и озвучить на века трагедию миллионов, и в этом А. Ахматова видит свой нравственный долг. Мӕ хъарӕг нывӕндын уӕхи дзырдтӕй ӕз, Мӕ хъарӕджы сиу и милуанты хъӕлӕс [18, с. 337]. Мое причитание я сложила из ваших слов, В моем причитании слит голос миллионов. В переводе эксплицитно присутствует ахматовская скорбно-лириче- ская интонация. В строфе в целом она выражена экспрессивной глагольной лексикой («цӕстырухс нырраууат и, ныззаууат» ‘блеск глаз уничтожен, угас’, «мидбылхудт ныххус» ‘улыбка засохла’), другими изобразительно-вы- разительными средствами, которые и на осетинском языке удивительно точно передают горечь личной трагедии А. Ахматовой, переходящей во всенародную: «уадултӕ—дур-къӕй» (‘щеки словно каменная плита’), «сау дамгъӕтӕ» (‘черные буквы’), «саугуырм» (‘совсем слепая’), «дурзӕрдӕ» (‘с каменным сердцем’), «зӕрдӕ сисы фӕдис» (‘сердце бьет тревогу’), «ны- ккалӕд йӕ бон» (‘пусть обрушится его день’), «ӕвзарын цӕрдудӕй зындон» (‘будучи живой, испытываю ад’). Русская литература / Е.Б. Дзапарова 237 В переводе отражена и важная для А. Ахматовой «тема посмертной памяти» [7, с. 100]: Рӕхджы мӕ йӕхимӕ куы айса ингӕн, — Сымах дӕр-иу, курын, ӕрымысут мӕн [18, с. 337]. А если в скором времени меня возьмет к себе могила, — И вас тоже, прошу, вспомните меня. И в осетинском тексте уже идет речь не о поминальной молитве о сыне и муже, проходящей лейтмотивом в поэме в целом, звучит мотив памяти о ней самой, которая зримо может материализоваться в памятнике (опять встречается символ окаменения!) с «максимальной конкретизацией локуса» [6, с. 214], где ставить его: «Ӕмырӕхгӕд дуармӕ кӕм ниудтон куы- дзау» (‘У наглухо запертой двери, где выла как собака’). Появляющийся в конце поэмы А. Ахматовой голубь отсылает нас опять к христианской религии, где голубь выступает символическим изображением Святого Духа, воплощающего созидательное женское нача- ло наряду с Богородицей. В осетинском тексте библейский символ сохра- нен, олицетворяя и здесь духовную свободу. Перевод одного из самых трагичных произведений русской лите- ратуры потребовал от А. Кодзати не только знания языков, практических навыков перевода, но и познаний в истории, фольклоре для того, чтобы расшифровать сложную систему символов. В разноязычных текстах мы находим близкие образно-семантические эквиваленты индивидуальных метафор и других единиц перевода. Но, к сожалению, не все концепты и образы переданы в осетинском тексте, так как язык перевода не всегда позволял найти эквивалент, а буквальный перевод не мог вызывать ана- логичные ассоциации в сознании реципиента. Приходилось отрываться от буквы и передавать исходную информацию средствами переводящего языка. Однако упорные поиски средств первичной образности позволили передать историко-политический контекст сюжета, исповедальный пафос поэмы. И в поэтическом переводе А. Кодзати проецируется великая печаль и скорбь. Однако, несмотря на то, что А. Кодзати смог прочувствовать лич- ную скорбь любящей матери и жены, в стиле изложения текстов заметны Studia Litterarum /2023 том 8, № 2 238 различия. Мужчина-переводчик более сдержан в употреблении эмоцио- нально-оценочных средств, влияющих на звучание ахматовского голоса в переводном произведении. Список литературы Исследования 1 Афанасенко Ю.В. Трагическое звучание поэмы А.А. Ахматовой «Реквием» // Научные итоги года: Достижения, проекты, гипотезы. 2016. № 6. С. 33–39. 2 Баруткина М.О. Мотив моления о чаше в поэме Анны Ахматовой «Реквием» // Грехнёвские чтения: литературное произведение в системе контекстов: мат. конф. Нижний Новгород: Николаев, 2019. С. 11–18. 3 Герасимова Н.М. Прагматика текста. Фольклор. Литература. Культура. СПб.: РИИИ; СПбГУ, 2012. 364 c. 4 Джузеппина Л. “Un poeta sicuro” и ее “Più fedele interprete”. Анна Ахматова в пере- водах Раисы Олькеницкой Нальди // Новый филологический вестник. 2019. № 3 (50). С. 307–320. DOI: 10.24411/2072-9316-2019-00081 5 Дзуццати Х.М. «Поэт, который есть поэт» // Северная Осетия. 2017. 29 июня. URL: http://sevosetia.ru/Article/Index/109304 (дата обращения: 01.11.2022). 6 Ерохина И.В. «Тройное дно» эпилога «Реквиема» Анны Ахматовой: смысломо- делирующая функция реминисценций // «…Как в прошедшем грядущее зреет…»: Полувековая парадигма поэтики серебряного века: сб. ст. М.: Азбуковник, 2012. С. 211–228. 7 Ивинская А.-С. Исповедальность «Реквиема» Анны Ахматовой в переводе Юдиты Вайчюнайте // Практики и интерпретации. 2017. Т. 2 (2). С. 91–110. DOI: 10.23683/2415-8852-2017-2-91-110 8 Карапец М.В., Черноситова Т.Л. Компаративный анализ переводов поэмы «Рекви- ем» А. Ахматовой на английский и французский языки // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2014. № 12 (42). Ч. 1. С. 79–82. 9 Кухарева А.С. Стратегии переводчика поэтического текста (на материале пере- водов стихотворений Анны Ахматовой на английский язык) // Труды молодых ученых. 2020. № 17. С. 145–148. 10 Кучинский Р.Ю. Переводы поэзии Анны Ахматовой на испанский язык // Амур- ский научный вестник. 2019. № 3. С. 48–52. 11 Лейдерман Н.Л. Бремя и величие скорби («Реквием» в контексте творческого пути Анны Ахматовой) // Русская литературная классика ХХ века. Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 1996. С. 199–214. 12 Мамиева И.В. Современная осетинская поэзия: жизнь после // Известия СОИГСИ. 2017. № 24 (63). С. 133–157. Русская литература / Е.Б. Дзапарова 239 13 Найфонова Ф.Т. Анна Ахматова — переводы из осетинской поэзии // Известия СОИГСИ. 2014. № 11 (50). С. 67–74. 14 Сонькин В.А. «Реквием» А. Ахматовой // Литература в школе. 2010. № 10. С. 17–19. 15 Старикова Н.Н. Анна Ахматова в словенских переводах // Stephanos. 2017. Вып. 4 (24). С. 9–21. DOI: 10.24249/2309-9917-2017-24-4-9-21 16 Тихомирова А.О. Воплощение «сверхличных» чувств в поэме А.А. Ахматовой «Реквием» // Русский язык в славянской межкультурной коммуникации. М.: МГОУ, 2018. С. 317–321. Источники 17 Ахматова А. От царскосельских лип: Поэзия и проза. М.: Эксмо, 2008. 656 с. 18 Кодзати А.М. Кто-нибудь: стихотворения, переводы. Владикавказ: Ир, 2017. 447 с. (На осет. яз.) Studia Litterarum /2023 том 8, № 2 240 References 1 Afanasenko, Iu.V. “Tragicheskoe zvuchanie poemy A.A. Akhmatovoi ‛Rekviem’.” [“The Tragic Sound of A.A. Akhmatova’s Poem ‛Requiem’.”]. Nauchnye itogi goda: Dostizheniia, proekty, gipotezy, no. 6, 2016, pp. 33–39. (In Russ.). 2 Barutkina, M.O. “Motiv moleniia o chashe v poeme Anny Akhmatovoi ‛Rekviem’.” [“The Motif of Praying for a Cup in Anna Akhmatova’s Poem ‛Requiem’.”]. Grekhnevskie chteniia: literaturnoe proizvedenie v sisteme kontekstov: materialy konferentsii [Grekhnev’s Readings: Literary Work in the System of Contexts: Conference Proceedings]. Nizhnii Novgorod, 2019, pp. 11–18. (In Russ.) 3 Gerasimova, N.M. Pragmatika teksta. Fol’klor. Literatura. Kul’tura [Pragmatics of the Text. Folklore. Literature]. St. Petersburg, Russian Institute of Art History Publ., St. Petersburg State University Publ., 2012. 364 p. (In Russ.) 4 Dzhuzeppina, L. “‛Un poeta sicuro’ i ee ‘Più fedele interprete.’ Anna Akhmatova v perevodakh Raisy Ol’kenitskoi Nal’di” [“‛Un poeta sicuro’ and Her ‛Più fedele interprete.’ Anna Akhmatova in the Translations of Raisa Olkenitskaya Naldi”]. Novyi filologicheskii vestnik, no. 3 (50), 2019, pp. 307–320. DOI: 10.24411/2072-9316-2019-00081 (In Russ.) 5 Dzutstsati, Kh.M. “Poet, kotoryi est’ poet” [“A Poet Who is a Poet”]. Severnaia Osetiia, June 29, 2017. Available at: http://sevosetia.ru/Article/Index/109304 (Accessed 01 November 2022). (In Russ.) 6 Erokhina, I.V. “‛Troinoe dno’ epiloga ‛Rekviema’ Anny Akhmatovoi: smyslomodeliruiushchaia funktsiia reministsentsii” [“‛Triple Bottom’ of the Epilogue in ‛Requiem’ by Anna Akhmatova: The Semanticate Function of Reminiscences”]. “…Kak v proshedshem griadushchee zreet…”: Poluvekovaia paradigma poetiki serebrianogo veka: sbornik statei [“…As the Future Ripens in the Past…”: A Half-century Paradigm of Silver Age Poetics: Collection of Articles]. Moscow, Azbukovnik Publ, 2012, pp. 211–228. (In Russ.) 7 Ivinskaia, A.-S. “Ispovedal’nost’ ‛Rekviema’ Anny Akhmatovoi v perevode Iudity Vaichiunaite” [“Confessional Character of Anna Akhmatova’s ‛Requiem’ translated by Yudita Vaichyunaite”]. Praktiki i interpretatsii, vol. 2 (2), 2017, pp. 91–110. DOI: 10.23683/2415-8852-2017-2-91-110 (In Russ.) 8 Karapets, M.V., and T.L. Chernositova. “Komparativnyi analiz perevodov poemy ‛Rekviem’ A. Akhmatovoi na angliiskii i frantsuzskii iazyki” [“Comparative Analysis of the Translations of the Poem ‛Requiem’ by A. Akhmatova into English and French”]. Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki, no. 12 (42), part 1, 2014, pp. 79–82. (In Russ.) 9 Kukhareva, A.S. “Strategii perevodchika poeticheskogo teksta (na materiale perevodov stikhotvorenii Anny Akhmatovoi na angliiskii iazyk)” [“Strategies of the Translator of the Poetic Text (Based on the Material of Translations of Anna Akhmatova’s Poems into English)”]. Trudy molodykh uchenykh, no. 17, 2020, pp. 145–148. (In Russ.) 10 Kuchinskii, R.Iu. “Perevody poezii Anny Akhmatovoi na ispanskii iazyk” [“Translations Русская литература / Е.Б. Дзапарова of Anna Akhmatova’s Poetry into Spanish”]. Amurskii nauchnyi vestnik, no. 3, 2019, pp. 48–52. (In Russ.) 11 Leiderman, N.L. “Bremia i velichie skorbi (‛Rekviem’ v kontekste tvorcheskogo puti Anny Akhmatovoi)” [“The Burden and Greatness of Sorrow (‛Requiem’ in the Context of Anna Akhmatova’s Creative Path)”]. Russkaia literaturnaia klassika XX veka [Russian Literary Classics of the 20th Century]. Ekaterinburg, Ural’skii gosudarstvennyi pedagogicheskii universitet Publ., 1996, pp. 199–214. (In Russ.) 12 Mamieva, I.V. “Sovremennaia osetinskaia poeziia: zhizn’ posle” [“Modern Ossetian Poetry: Afterlife”]. Izvestiia SOIGSI, no. 24 (63), 2017, pp. 133–157. (In Russ.) 13 Naifonova, F.T. “Anna Akhmatova — perevody iz osetinskoi poezii” [“Anna Akhmatova — Translations from Ossetian Poetry”]. Izvestiia SOIGSI, no. 11 (50), 2014, pp. 67–74. (In Russ.) 14 Son’kin, V.A. “‛Rekviem’ A. Akhmatovoi” [“ʽRequiem’ by A. Akhmatova”]. Literatura v shkole, no. 10, 2010, pp. 17–19. (In Russ.) 15 Starikova, N.N. “Anna Akhmatova v slovenskikh perevodakh” [“Anna Akhmatova in Slovenian Translations”]. Stephanos, issue 4 (24), 2017, pp. 9–21. DOI: 10.24249/2309-9917-2017-24-4-9-21 (In Russ.) 16 Tikhomirova, A.O. “Voploshchenie ‛sverkhlichnykh’ chuvstv v poeme A.A. Akhmatovoi ‛Rekviem’.” [“The Embodiment of ‛Superpersonal’ Feelings in the Poem by A.A. Akhmatova ‛Requiem’.”]. Russkii iazyk v slavianskoi mezhkul’turnoi kommunikatsii [Russian Language in Slavic Intercultural Communication]. Moscow, Moscow State Regional University Publ., 2018, pp. 317–321. (In Russ.)