Скачать:

PDF

Для цитирования:

Волков И.О., Жилякова Э.М. И.С. Тургенев — читатель Вальтера Скотта (по материалам библиотеки писателя). Статья первая // Studia Litterarum. 2022. Т. 7, № 1. С. 216–239. https://doi.org/10.22455/2500-4247-2022-7-1-216-239 

Автор: Волков И.О.
Сведения об авторе:

Иван Олегович Волков — кандидат филологических наук, доцент, Национальный исследовательский Томский государственный университет, пр. Ленина, д. 36, 634050 г. Томск, Россия.

ORCID ID: https://orcid.org/0000-0002-6317-8397 

E-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript. 

Автор 2: Жилякова Э.М.
Сведения об авторе 2:

Эмма Михайловна Жилякова — доктор филологических наук, профессор, Национальный исследовательский Томский государственный университет, пр. Ленина, д. 36, 634050 г. Томск, Россия.

ORCID ID: https://orcid.org/0000-0002-9259-0436

E-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript. 

Дата поступления: 15 марта 2021 г.
Дата публикации: 25 марта 2022 г.
Номер журнала: 2022 Том 7, №1
Рубрика: Русская литература
Страницы: 216–239
DOI:

https://doi.org/10.22455/2500-4247-2022-7-1-216-239 

Индекс УДК: 821.161.1.0 + 821.111.0
Индекс ББК: 83.3(2Рос=Рус)52 + 83.3(4Вел)52
Ключевые слова: И.С. Тургенев, В. Скотт, библиотека Тургенева, пометы, «Уэверли», «Гай Мэннеринг, или Астролог», «Антикварий», «Айвенго», «Ламмермурская невеста», «Легенда о Монтрозе», «Кенилворт», «Пират», «Сент-Ронанские воды».

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-012-00219 «И.С. Тургенев и проблемы западноевропейской литературы (по материалам родовой библиотеки писателя)»

Аннотация:

В статье разрабатывается проблема восприятия И.С. Тургеневым творчества В. Скотта. Материалом исследования впервые выступают многочисленные пометы русского писателя, оставленные на страницах многотомного собрания сочинений английского романиста. Следы тургеневского чтения связаны со стремлением постичь особенности художественного метода, уяснить сущность объективной манеры повествования, определяемой историзмом и проявившейся в линии развития главных героев. Интерес И.С. Тургенева главным образом направлен на изображение человека как носителя национальной стихии. Своеобразие его рецепции заключается в уяснении синтеза комических и трагических черт, проявленных в образе и поведении героев. При этом принципиально важным для писателя явился жизнеутверждающий характер этого эстетического единства. Позиция Тургенева-читателя сказалась в усвоении просветительской концепции личности, декларируемой В. Скоттом. Большое число помет акцентирует описание жизни человека в ее ежедневных будничных проявлениях, неразрывно связанных с общим ходом истории. Этот интерес к изображению национальной стихии совпадал с развитием самого И.С. Тургенева в 1840-е гг.

Полный текст (HTML)

 

 

Studia Litterarum /2022 том 7, № 1 216 И.С. ТУРГЕНЕВ — ЧИТАТЕЛЬ ВАЛЬТЕРА СКОТТА (ПО МАТЕРИАЛАМ БИБЛИОТЕКИ ПИСАТЕЛЯ). СТАТЬЯ ПЕРВАЯ © 2022 г. И.О. Волков, Э. М. Жилякова Национальный исследовательский Томский государственный университет, Томск, Россия Дата поступления статьи: 15 марта 2021 г. Дата одобрения рецензентами: 08 июня 2021 г. Дата публикации: 25 марта 2022 г. https://doi.org/10.22455/2500-4247-2022-7-1-216-239 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-012-00219 «И.С. Тургенев и проблемы западноевропейской литературы (по материалам родовой библиотеки писателя)» Аннотация: В статье разрабатывается проблема восприятия И.С. Тургеневым творчества В. Скотта. Материалом исследования впервые выступают многочисленные пометы русского писателя, оставленные на страницах многотомного собрания сочинений английского романиста. Следы тургеневского чтения связаны со стремлением постичь особенности художественного метода, уяснить сущность объективной манеры повествования, определяемой историзмом и проявившейся в линии развития главных героев. Интерес И.С. Тургенева главным образом направлен на изображение человека как носителя национальной стихии. Своеобразие его рецепции заключается в уяснении синтеза комических и трагических черт, проявленных в образе и поведении героев. При этом принципиально важным для писателя явился жизнеутверждающий характер этого эстетического единства. Позиция Тургенева-читателя сказалась в усвоении просветительской концепции личности, декларируемой В. Скоттом. Большое число помет акцентирует описание жизни человека в ее ежедневных будничных проявлениях, неразрывно связанных с общим ходом истории. Этот интерес к изображению национальной стихии совпадал с развитием самого И.С. Тургенева в 1840-е гг. Ключевые слова: И.С. Тургенев, В. Скотт, библиотека Тургенева, пометы, «Уэверли», «Гай Мэннеринг, или Астролог», «Антикварий», «Айвенго», «Ламмермурская невеста», «Легенда о Монтрозе», «Кенилворт», «Пират», «Сент-Ронанские воды». Информация об авторах: Иван Олегович Волков — кандидат филологических наук, доцент, Национальный исследовательский Томский государственный университет, пр. Ленина, д. 36, 634050 г. Томск, Россия. ORCID ID: https://orcid. org/0000-0002-6317-8397 E-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript. Эмма Михайловна Жилякова — доктор филологических наук, профессор, Национальный исследовательский Томский государственный университет, пр. Ленина, д. 36, 634050 г. Томск, Россия. ORCID ID: https://orcid.org/0000-0002-9259-0436 E-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript. Для цитирования: Волков И.О., Жилякова Э.М. И.С. Тургенев — читатель Вальтера Скотта (по материалам библиотеки писателя). Статья первая // Studia Litterarum. 2022. Т. 7, № 1. С. 216–239. https://doi.org/10.22455/2500-4247-2022-7-1-216-239 Научная статья / Research Article УДК 821.161.1.0 + 821.111.0 ББК 83.3(2Рос=Рус)52 + 83.3(4Вел)52 Русская литература / И.О. Волков, Э. М. Жилякова 217 I.S. TURGENEV AS A WALTER SCOTT’S READER (ON TURGENEV’S PERSONAL LIBRARY). PART 1 © 2022. Ivan O. Volkov, Emma M. Zhilyakova National Research Tomsk State University, Tomsk, Russia Received: March 15, 2021 Approved after reviewing: June 08, 2021 Date of publication: March 25, 2022 Acknowledgements: The research was carried out with financial support from the Russian Foundation for Fundamental Research (RFFI), project no. 19-012-00219 “I.S. Turgenev and the Problems of Western European Literature (Based on the Materials of the Writer’s Family Library)” Abstract: The article covers the issue of Turgenev’s perception of Walter Scott’s literary works, using a hitherto understudied materials from I.S. Turgenev’s personal library. Research attention is focused on the analysis of Turgenev’s multiple notes left on the pages of multivolume collected works of the English novelist. The traces of his attentive reading are connected with the desire to comprehend the peculiarities of the English writer’s artistic method, to understand the essence of his objective manner of storytelling, determined by historicism and manifested in the development line of the protagonists. Reading the novels of Scott, Turgenev was drawing his special interest to the image of the common people as well as a carrier of the national element. The personal touch of Turgenev’s perception of folk characters created by the English author is that the Russian writer paid attention to the synthesis of comic and tragic features in the characters and their behavior. At the same time, the life-affirming nature of this synthesis was fundamentally important. Turgenev’s aesthetic position during the reading of Scott’s novels was manifested in the assimilation of the educational concept of the personality, declared by the English writer. A large number of notes are associated with a description of the fate and nature of the characters, which represent common national life in Scott’s works, in its daily everyday manifestations. This interest in the position of the author and the image of the national element coincided with the development of Turgenev himself in the 1840-s. Кeywords: I.S. Turgenev, Scott, I.S. Turgenev’s personal library, notes, “Waverley,” “Guy Mannering; or, The Astrologer,” “The Antiquary,” “Ivanhoe,” “The Bride of Lammermoor,” “A legend of Montrose,” “Kenilworth,” “The Pirate,” “Saint Ronan’s Well.” Information about the authors: Ivan O. Volkov, PhD in Philology, Docent, National Research Tomsk State University, Lenin Ave., 36, 634050 Tomsk, Russia. ORCID ID: https://orcid.org/0000-0002-6317-8397 E-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript. Emma M. Zhilyakova, DSc in Philology, Professor, National Research Tomsk State University, Lenin Ave., 36, 634050 Tomsk, Russia. ORCID ID: https://orcid.org/0000-0002- 9259-0436 E-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript. For citation: Volkov, I.O., Zhilyakova, E.M. “I.S. Turgenev as a Walter Scott’s Reader (on Turgenev’s Personal Library). Part 1.” Studia Litterarum, vol. 7, no. 1, 2022, pp. 216–239. (In Russ.) https://doi.org/10.22455/2500-4247-2022-7-1-216-239 This is an open access article distributed under the Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0) Studia Litterarum, vol. 7, no. 1, 2022 Studia Litterarum /2022 том 7, № 1 218 А.А. Долинин в своей книге «История, одетая в роман» [3] выстроил целую галерею лиц, бывших когда-то читателями и критиками Вальтера Скот- та. В череде имен, составивших огромный культурный пласт восприятия творчества английского романиста, несколько раз мелькает И.С. Тургенев. Действительно, ум и воображение русского писателя В. Скотт занимал на протяжении всей жизни. Связано это не только с силой «подлинного исто- рического чутья и истинно национального чувства» [12, т. 12, с. 331], о кото- рой И.С. Тургенев упомянул в своей юбилейной речи 1871 г. Он видел в «ве- ликом властителе романа» не одного лишь историка, но главным образом художника, мастерством слова, «живым описанием» служившего гумани- стической идее. Этот нравственный пафос звучит во всех его произведени- ях, где более или менее зримо явлена опора на вальтерскоттовскую тради- цию: от рассказа «Жид» (1847) до повести «Клара Милич» (1883). Истоком неизменного пиетета Тургенева к Вальтеру Скотту во многом стало глубокое изучение творчества этого писателя на языке оригинала. Реконструировать процесс тургеневского чтения позволяют материалы личной библиотеки писателя, хранящейся в Литературном музее его имени г. Орла (ОГЛМТ). Творчество Вальтера Скотта в книжной коллекции И.С. Тургенева представлено несколькими изданиями на русском, французском и англий- ском языках. Сочинения в переводе на русский язык («Кенилворт», «Астро- лог», «Красная перчатка») [7; 8; 10], судя по владельческим надписям-экс- либрисам («Из книг Катерины Ивановны Сомовой», «Книги Катерины Ивановны Сомовой»), принадлежали бабушке писателя — Е.И. Сомовой. Произведения на французском («Монастырь», «История времен кресто- вых походов») [14; 13] также имеют подпись владельца на титульном листе: Русская литература / И.О. Волков, Э. М. Жилякова 219 “Barbe de Tourgenev”, что, конечно, указывает на мать писателя, Варвару Петровну, которая выписывала переводные романы и помечала их своим именем. Но собственно тургеневской «лабораторией» читателя стало объ- емное собрание сочинений именно на английском языке, составленное из 25 томов и выпущенное в 1831–1838 гг. парижским книготорговцем и изда- телем Клодом-Луи Бодри (Claude-Louis Baudry, 1793–1853) в общей серии английской литературы (Baudry’s Collection of Ancient and Modern British Novels and Romances). Все тома сохранили мягкий издательский переплет, на корешках имеются ярлыки с полочной нумерацией. В собрании отсут- ствует том VI, в котором были напечатаны романы “The Black Dwarf” и “Old Mortality”. В девяти томах и десяти романах содержатся пометы, сделанные в виде отчеркиваний и подчеркиваний на полях или в тексте карандашом и ногтем, кроме того, присутствуют небольшие записи на английском языке. Сомневаться в их принадлежности именно И.С. Тургеневу не приходится, поскольку аналогичный характер помет (аккуратные короткие вертикаль- ные и горизонтальные штрихи, редко — тонкие линии вдоль текста, знаки «?» и «+») наблюдается в принадлежащих ему книгах У. Шекспира и Ч. Дик- кенса. Идентичны тургеневскому почерку и те немногочисленные надписи, что оставлены им на полях. В результате особым читательским вниманием отмечены романы: “Waverley” [27], “Guy Mannering; or, The Astrologer” [16], “The Antiquary” [21], “Ivanhoe” [17], “The Bride of Lammermoor” и “A legend of Montrose” [23], “Kenilworth” [18], “The Pirate” [25], “The Fortunes of Nigel” [24], “Saint Ronan’s Well” [20]. Остальные книги полностью или частично разрезаны (как, например, “Redgauntlet» [19], “The Betrothed” [22], “The Тalisman” [26], “Anna of Geierstein” [15]), но помет в них не оставлено. Судя по уже упомянутому сходству читательских замет И.С. Тургене- ва, парижское издание сочинений В. Скотта было прочитано в самом начале 1840-х гг. Во всяком случае это произошло до создания рассказа «Хорь и Калиныч» (1847), где явственно просматривается перекличка со скоттов- ской эстетикой на уровне осмысления национальных типов, отдельных мо- тивов и художественных деталей1. Вероятно, книжное собрание было при- 1 В первом рассказе «Записок охотника» И.С. Тургенев, поставив проблему националь- ного характера, изображает два крестьянских типа — Хоря и Калиныча, соотнесенных по масштабу и своеобразию с Гуртом и Вамбой из романа «Айвенго». Показательным также Studia Litterarum /2022 том 7, № 1 220 обретено за границей в то самое время, когда писатель заканчивал обучение в Берлинском университете. Все романы Вальтера Скотта, отмеченные явным интересом И.С. Тургенева, были переведены на русский язык до 1828 г. [1, с. 274–275], т. е. он мог познакомиться с ними уже в юности — в эпоху чрезвычайно- го увлечения «шотландским чародеем». Однако обращение к сочинениям В. Скотта именно на английском языке и в наиболее полном их составе было обусловлено стремлением уяснить специфику творческого метода романиста и своеобразие его стиля. Кроме того, личный интерес И.С. Тур- генева соответствовал всеобщему увлечению В. Скоттом в русском об- ществе, особенно в круге друзей писателя. В.Г. Белинский восторженно писал в это время о «Ламмермурской невесте», «Сент-Ронанских водах», а самого автора называл «человеком», «споспешествующим развитию ис- тинного взгляда на историю»: «В его романах толпятся люди, волнуются страсти, кипят интересы, великие и малые, высокие и низкие, и во всем этом проявляется пафос эпохи, с удивительным искусством схваченный» [6, т. 7, с. 89]. В 1843 г. Н.Х. Кетчер переводил роман «Уэверли» [6, т. 9, с. 561], В.П. Боткин тогда же писал А.А. Краевскому, что «на себя готов взять перевод “С.-Ронанских вод”» [6, т. 9, с. 561]. В 1845–1846 гг. появился план нового собрания сочинений В. Скотта, однако полностью это пред- приятие не осуществилось (вышли четыре романа: «Айвенго», «Квентин Дорвард», «Антикварий» и «Гай Мэннеринг»). Основой для переводной серии романов (в 31 томе) должно было послужить именно «парижское издание Бодри»2. является использование художественной детали в описании «роскошного пира» принца Джона при характеристике образа помещика Пеночкина: «Айвенго» «Хорь и Калиныч» «Сопровождавшие принца многочис- ленные повара, стремясь как можно больше разнообразить блюда, подаваемые на стол, старались так приготовлять кушанья, что они приобретали необычайный вид, вроде того, как и нынешние мастера кулинарного искусства доводят обыкновенные съестные припасы до степени полной неузнаваемости» [11, т. 8, с. 180]. «…завел у себя в доме французскую кух- ню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искус- ника отзывалось рыбой, рыба — грибами, макароны — порохом; зато ни одна морков- ка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции» [12, т. 3, с. 8]. 2 ОР РНБ. Ф. 391. Ед. хр. 424. Л. 1. Русская литература / И.О. Волков, Э. М. Жилякова 221 Вопрос о характере восприятия И.С. Тургеневым творчества В. Скот- та был поставлен Д.С. Гутманом. Опираясь на исследование Б.Г. Реизова о философско-художественной природе исторического романа [5], Д.С. Гут- ман развивает концепцию историзма («восприятие жизни как процесса не- прерывного развития» [2, с. 89]), на котором (помимо прочего) базируется интерес И.С. Тургенева. Действительно, русскому писателю принципиально близко внимание В. Скотта к «мгновениям перелома» эпох. И.С. Тургенев, усваивая авторскую постановку вопроса об историческом движении обще- ства и месте отдельного человека в этом процессе, в своих романах позднее сам воссоздает «узловые точки пересечения в борьбе <…> сил и идей, пре- дельно точно и проникновенно изображает закономерности современного ему развития <…> России» [2, с. 92]. С историзмом двух писателей Д.С. Гутман связал художественное своеобразие их прозы: «увлеченность местным колоритом», психологизм «сдержанной эмоциональности», выражаемой в поступках и действиях, и приемы «точной и вдумчивой хроникальности» [2, с. 92–93]. Исследование помет И.С. Тургенева на страницах романов Вальтера Скотта позволяет не только конкретизировать указанные особенности, но и поставить целый ряд новых проблем. В первом томе сочинений, где помещен «Уэверли», И.С. Тургенев оставил почти два десятка помет. Такое внимание к роману, открывшему шотландский цикл, вполне согласуется с реакцией его первых читателей. В тургеневской рефлексии на первый план выходят особенности нацио- нального характера, которые В. Скотт сумел достоверно воспроизвести благодаря объективной манере повествования. При этом чтение носит ха- рактер «странной» избирательности, поскольку между прочитанными и от- меченными страницами остаются промежутки с неразрезанными листами. Возможно, отбор романного материала был связан у И.С. Тургенева с про- цессом сверки первоначальных впечатлений, поиском конкретных мест в рамках собственных творческих установок. Тем не менее русский писатель вчитывается в роман, погружаясь в события восстания 1745 г., когда горная Шотландия поднялась против ан- глийского парламента, свергшего династию шотландских Стюартов. Систе- мой своих кратких, но емких помет И.С. Тургенев, словно по фрагментам, собирает воедино картину сложного национального движения, откликаясь Studia Litterarum /2022 том 7, № 1 222 на изображение «нравственных уроков», «характеров и страстей действу- ющих лиц — тех страстей, которые свойственны людям на всех ступенях общества и одинаково волнуют человеческое сердце» [11, т. 1, с. 70–71]. Вальтер Скотт выстроил повествование вокруг английского капи- тана Уэверли, воспитанного дядей — богатым и независимым баронетом Эверардом, — и тетей Рэчел, которые хранят память о дружбе с шотланд- скими якобитами. Русский писатель следит за развитием главного героя: от его симпатии и сочувствия к шотландцам до понимания обреченности их восстания. Так, И.С. Тургенев отчеркивает на полях первые впечатле- ния Уэверли, связанные с внезапным появлением на его пути Брэдуорди- на, образованного и богатого шотландского лэрда, который после «своего столкновения в 1745 г. с законом о государственной измене» стал вести уе- диненный образ жизни: Педантизм законника, соединенный с воинской гордостью солдата, мог бы напомнить человеку наших дней о ревностных волонтерах, накиды- вавших адвокатскую мантию на блестящую военную форму [11, т. 1, с. 127]. Эта характеристика чуть позже дополняется в восприятии И.С. Тур- генева описанием реакции Уэверли на оскорбительные для англичанина слова другого шотландца. Он отчеркивает снисходительность героя по от- ношению к недвусмысленному тосту Балмауоппла, когда тот пытается изви- нить выпад против Георга II нетрезвым состоянием говорившего: Ему было нанесено личное оскорбление — ему, дворянину, офицеру и члену семейства Уэверли! Правда, оскорбитель был лишен в тот момент даже той скромной доли рассудка, которой наделила его природа [11, т. 1, с. 143]. Далее среди характеров, как бы ненавязчиво представленных взору Уэверли, И.С. Тургенев отмечает образ приказчика, а именно шутливое за- мечание повествователя по поводу его «сметливой» природы: Следует заметить, что приказчик, зная по опыту, что угощение, про- исходившее за счет патрона, может закончиться частично и за его счет, взо- брался на своего страдающего шпатом серого пони и, под влиянием как ве- Русская литература / И.О. Волков, Э. М. Жилякова 223 селья духа, так и страха быть втянутым в расплату по счетам, пустил его спотыкающимся галопом (о рыси не могло быть и речи) и уже исчез из деревни3 [11, т. 1, с. 136–137]. В галерее шотландских характеров, окружающих Эдварда Уэверли, выделена также фигура местного помещика Килланкьюрейта. Писатель от- мечает его «нудный однотонный голос» и богатое содержание заплетающей- ся речи, наполненной приметами ежедневного сельского труда: «…об удо- брении почвы сверху и снизу, о ягнятах одногодках и двухлетках, барашках между первой и второй стрижкой, яловых коровах, гайлендской породе скота и предполагаемом сборе на заставах…» [11, т. 1, с. 138]. Составляя из впечатлений Уэверли «очерк» шотландских нравов, И.С. Тургенев со всей очевидностью отдает предпочтение явлениям обык- новенного порядка. Его внимание не случайно движется от попойки в доме тетушки Мак-Лири к встрече Эдварда с Дональдом Бин Лином. Во-первых, писатель отмечает возникшее в сознании Уэверли несоответствие между ожидаемым обликом разбойника («гигантская свирепая и мрачная фигу- ра») и реальным («худощав и мал ростом, со светлыми, песочного цвета во- лосами и мелкими чертами бледного лица»): «…он был совершенно непохож на то, что Эдуард рисовал в своем воображении» [11, т. 1, с. 190]. Во-вторых, И.С. Тургенев выделил в рассуждении Эвана Дху характеристику Бин Лина как «необыкновенного вора». Внимание писателя привлекла философская мысль о «благородной» сущности скотокрада, которая оказывается своео- бразным жизненным кредо людей его «профессии»: Нет, вор — тот, кто крадет корову у бедной вдовы или бычка у кре- стьянина, а того, кто угоняет стадо у помещика-сассенаха, я называю джент- льменом-гуртовщиком. А кроме того, для гайлэндца нет ничего зазорного за- брать у сассенаха дерево из его леса, лосося из его реки, оленя с его горы или корову с его долины [11, т. 1, с. 198]. 3 Здесь и далее цитаты из романов В. Скотта приводятся в русском переводе по 20-том- ному собранию сочинений 1960–1965 гг. (М.; Л.: ГИХЛ), случаи разночтения оговариваются особо. Подчеркивания и отчеркивания, сделанные И.С. Тургеневым на страницах англий- ского издания, переданы курсивом. Studia Litterarum /2022 том 7, № 1 224 Несмотря на то что такие нравственные правила сельского «джент- льмена», проходящие через впечатления Уэверли, во многом корректиру- ются трезвыми оценками повествователя (не без критических акцентов), И.С. Тургенев остается на позиции восприятия героя. Он не отмечает тех дополнений, что звучат от автора, всецело принимая первоначальные ощу- щения Эдварда, но при этом, конечно, понимает всю справедливость «зака- дрового» голоса, который как бы готовит пору зрелости юноши. Особый интерес у И.С. Тургенева вызывает положение Уэверли в восстании якобитов. Писатель прослеживает путь героя от службы в ан- глийском полку до его перехода в лагерь горцев, учитывает при этом и ус- ловия внутрисемейной политической разобщенности. Так, И.С. Тургенев отчеркивает в тексте строки о капитане Уогане, который близок Эдварду по своему свободолюбивому духу: Первоначально он поступил на службу к парламенту, но отрекся от этой партии после казни Карла I. Услышав, что королевский штандарт поднят в горной Шотландии графом Гленкернским и генералом Миддлтоном, он распро- щался с Карлом II, находящимся тогда в Париже, переправился в Англию, собрал в окрестностях Лондона отряд якобитов и пересек все королевство, уже дли- тельное время находившееся под властью узурпатора. Переходы свои он совер- шал с таким искусством, находчивостью и смелостью, что благополучно слил свою горстку всадников с войсками восставших горцев [11, т. 1, с. 292]. В логике тургеневского чтения привлекательной личности капитана вторят полученные Уэверли письма из Англии — от отца и тетки. Писатель отмечает в их содержании моменты, толкающие юношу к переходу на сторо- ну шотландцев. В изложении отцовского письма с рекомендацией бросить службу в английской армии И.С. Тургенев отчеркивает слова, указывающие на авторитет дяди: «…таково, добавлял он, было и желание сэра Эверарда, ко- торый своевременно сам поставит об этом в известность племянника» [11, т. 1, с. 254]. В послании от тети Рэчел русский писатель выделяет ее выпад в сторону брата — Ричарда Уэверли, справедливо наказанного «за принесе- ние присяги чужеземцу — уступка, на которую не пошел бы ее дед, сэр Найд- жел Уэверли, не признавший ни парламента Круглоголовых, ни Кромвеля» [11, т. 1, с. 255]. В читательском взгляде И.С. Тургенева голоса самых близких Русская литература / И.О. Волков, Э. М. Жилякова 225 (и при этом разобщенных между собой) Уэверли людей соединяются в со- гласное звучание. Однако хором звучащую мысль о необходимости следовать «по сто- пам своих предков» И.С. Тургенев сталкивает со словами простого барыш- ника («преображенного в воина-барышника»!). Этого героя, приставшего к отряду в надежде получить деньги за лошадей и не интересующегося во- енными действиями, он, вслед за автором, видит в роли беспристрастного судьи. Подчеркнув ответ барышника, на вопрос: «…не скажете ли вы мне, куда мы сейчас направляемся?», русский писатель придал ему значение не- ожиданного откровения: Боюсь, что на самое дурацкое предприятие, — отозвалась эта весьма общительная личность [11, т. 1, с. 356]. Таким образом, в оценке действий и движения героя у И.С. Тургене- ва на первый план выходит истинное отношение к восстанию большинства мирных шотландцев. Личностная трансформация Уэверли позже завершит- ся разочарованием в Фёргюсе, но русский писатель не отметит охлаждения «восторженной привязанности молодого волонтера к его непосредственно- му начальнику» [11, т. 1, с. 432–433], поскольку в его интерпретации глав- ный аккорд уже прозвучал — предельно откровенно и именно из уст «низо- вого» персонажа. В результате И.С. Тургенев при чтении первого романа В. Скотта сосредоточил внимание на объективной организации материала, проявив- шейся прежде всего в линии развития главного героя. Оставляя вне под- черкивания такие значимые компоненты, как любовная интрига и женские образы, он попытался вне романтического контекста увидеть в поведении Уэверли логику истории на примере шотландского движения. В связи с проблемой объективности В. Скотта для И.С. Тургенева встал вопрос авторского понимания той движущей силы истории, кото- рая определяет ее развитие. Этот аспект чрезвычайно занимал русского писателя, особенно в 1842 г., когда он заканчивал работу над статьей «Не- сколько замечаний о русском хозяйстве и о русском крестьянине». В ней И.С. Тургенев задался «важным и перспективным» вопросом о значении крестьянства в России и определил его как «вопрос о будущности» [12, Studia Litterarum /2022 том 7, № 1 226 т. 1, с. 419–420]. При этом он отмечает, что взволнованные думы об этом вопросе возникают не только на родине, но и во Франции, и в Англии, и в Германии: «…размышляем не мы одни — размышляет вся Европа» [12, т. 1, с. 429]. Но Тургенева волнует не столько рабство «наших хлебопаш- цев» как таковое, их крепостная зависимость (он сознательно говорит об этом лишь в конце статьи), сколько проблема крестьянского быта в самом широком его понимании. По мнению писателя, одной из главных перспек- тив развития России является воспитание в русском крестьянине «чувства гражданственности», т. е. личностного самосознания. Очень характер- но, что И.С. Тургенев в своих рассуждениях часто приводит в сравнение Англию (в том числе и Шотландию), немного углубляясь в ее историю и даже упоминая «свободных нормандских рыцарей». Особенно приме- чательна его отсылка к статье из газеты “Times”, в которой было дано «сравнение английского народа с русским и выводилось заключение, что великие характеры теперь чаще всего проявляются в Англии… да в Рос- сии» [12, т. 1, с. 430]. И он, находя многие суждения “Times” ложными и самолюбивыми, все же принимает прозвучавшую со страниц газеты па- раллель о «великих характерах» двух стран. Такое движение тургеневской мысли весьма симптоматично: во время чтения романов Вальтера Скотта он обращает пристальное внимание на изображение обыкновенных лю- дей, персонажей из народной среды как выразителей национального духа. Так, в романе «Гай Мэнниринг, или Астролог» (1815) И.С. Тургенев обращается к деревенскому учителю Сэмсону Домини. Писатель на полях выделяет карандашом большой абзац его речи: — Да, это она!.. Это она!.. Это мисс Люси Бертрам! — воскликнул Сэм- сон. — При моем скромном участии она в совершенстве овладела французским и итальянским и даже испанским, умеет хорошо читать и писать на своем родном языке и знает арифметику и бухгалтерию, простую и двойную. Я уже не говорю о том, что она умеет и кроить, и шить, и вести хозяйство, и надо по справедливости сказать, что этому она научилась уже не от меня, а от эко- номки. Не я также обучал ее игре на струнных инструментах: в этом немалая заслуга доброй, скромной и притом неизменно веселой и славной молодой леди, мисс Джулии Мэннеринг, suum cuique tribuito [11, т. 2, с. 450]. Русская литература / И.О. Волков, Э. М. Жилякова 227 Интерес к этому образу обусловлен у писателя, с одной стороны, про- стототой и непосредственностью (это рассеянный человек, влюбленный в античность), которые прочно соединены с внутренним благородством. С другой стороны, И.С. Тургенев отмечает значимость роли, которую Сэм- сон Домини играет в открытии истины (сообщает весть о родстве Люси и похищенного в детстве Бертрама). Героев, которые не оказывают существенного влияния на развитие сюжетного действия, но без участия которых оно бы вовсе не состоялось, выделяет И.С. Тургенев в романе «Антикварий» (1816). Это Ситни — по- гибший молодой матрос, его мать и отец, нестерпимо страдающие от потери сына, а также старая мудрая Элспет. Но прежде всех на первый план у рус- ского писателя вышел бродяга Охилтри, нищий странствующий старик, неу- нывающий деревенский философ: «…он в известной мере оракул той округи, по которой скитается, знаток местной генеалогии, поставщик новостей, он председательствует на пирушках, а при нужде заменит и доктора и духов- ника» [11, т. 3, с. 416]. И.С. Тургенев, например, обращается к тому эпизоду романа (гл. XIII), где Охилтри заманил и наказал «бродягу-немца» Дюстер- зивеля, подчеркивая слово “landlouper” [21, p. 106]. Здесь же он выделяет в словах героя то определение, которым названо «ремесло» обманщика, со- вращающего «души несведущих и доверчивых лиц» [11, т. 3, с. 158]: «мисти- ческая дребедень». Наконец, писатель подчеркивает облагораживающее и возвышающее ручательство за арестованного старика, которое произносит (на свой страх и риск, но с удовольствием) антикварий Олдбок: «А я руча- юсь4, таким же образом, meo periculo, за Эди Охилтри» [11, т. 3, с. 435]. В романе «Кенилворт» (1821) особого внимания удостаиваются два героя из народа. И.С. Тургенев отчеркивает фрагменты, связанные с кузнецом Уэйлендом Смитом и деревенским парнишкой Дикки Флибер- тиджиббетом. В первом случае писатель останавливается на сцене при- несения Смитом своеобразной присяги Тресилиану, главному персонажу романа. Кузнец хочет отплатить честным служением за оказанные ему благодеяния, среди которых и спасение жизни, при этом он признает свою совершенную негодность на роль товарища по оружию. И И.С. Тургенев, оценивая эту объективную самохарактеристику, ставит рядом с ней на по- 4 “And I will vouch…” [21, p. 306]. Studia Litterarum /2022 том 7, № 1 228 лях короткий штрих, а также дополнительно подчеркивает ее централь- ное слово — «храбрецом»: Я не могу, правда, претендовать на то, чтобы считаться, что называ- ется, храбрецом, одним из тех лихих забияк, которые впутываются в раздоры своих господ с мечом и щитом [11, т. 11, с. 195]. Во втором случае И.С. Тургенев снова обращается к словам кузнеца, уже находящегося на службе у Тресилиана, но фиксирует внимание не на нем, а на его маленьком друге Дикки. В поле зрения русского писателя попа- дает полное восхищения обращение Уэйленда Смита к вечно шаловливому парнишке: «Черт меня побери! <…> Да ты острее ножика из шеффилдской стали! Хотел бы я знать, каким чудом ты укротил этот характер медве- дя?» [11, т. 11, с. 393]. В отмеченном И.С. Тургеневым фрагменте речь идет о ловкости и сметливости Дикки, которые он проявил, чтобы пройти мимо великана-привратника и попасть в замок. Важен для писателя оказался и ответ маленького плута, поэтому он не без иронии подчеркнул содержа- щееся в нем определение «торжественная» [11, т. 11, с. 394] по отношению к стихотворной реплике «колоссального стража Кенилворта», никак не поддающейся заучиванию. Своеобразие тургеневского восприятия обыкновенных образов, созданных В. Скоттом, заключается во внимании к синтезу комических и трагических черт в характере и поведении героев. Принципиально важ- ным для русского писателя явился жизнеутверждающий характер этого синтеза. Так, в небольшой тринадцатой главе романа «Ламмермурская невеста» (1819) И.С. Тургенев подчеркнул 11 отрывков. Такое обилие чи- тательских помет в пределах нескольких страниц объясняется вниманием к картине патриархальной деревни и действующим в ней персонажам из народной среды — это бочар Гирдер и его семья, провинциальный свя- щенник и слуга замка Рэвенсвуд. И.С. Тургенев останавливается на ко- мической сцене похищения вертела с жареными утками. Он отчеркивает проявление страха матери и дочери семейства Гирдера, которые еще ис- полнены наследственного уважения к Рэвенсвудам, перед лицом неминуе- мой расплаты со стороны бочара: Русская литература / И.О. Волков, Э. М. Жилякова 229 Стыдно ему! — воскликнула супруга мистера Гирдера. — Что я теперь скажу мужу? Он же убьет меня! [11, т. 7, с. 152]. И далее И.С. Тургенев отмечает гнев Гирдера, явившийся незамед- лительно: «…я хочу спросить этих женщин, зачем они выложили на блюдо дичь, не дождавшись нашего приезда» [11, т. 7, с. 154], и внимательно следит за тем, как развиваются комические события. Он выделяет фигуру встав- шей на защиту дочери миссис Лейтбоди: «Джин, испытавшая благоговей- ный страх перед мужем, не осмелилась отвечать ему, но мать ее немедленно бросилась ей на помощь» [11, т. 7, с. 154]. А затем отчеркивает отступление главы семейства перед тещей, делая акцент на том грозном оружии, которое в духе стилистики Г. Филдинга вложил ей в руку повествователь: «бес- страшно подняла на обидчика железную поварешку». Сцена домашнего боя стремительно развивается, и внимание Тургенева переключается на плачу- щую жену Гирдера, на которой испуганный бочар решил выместить свой гнев. Писатель отмечает женский плач и вызванное им сочувствие у присут- ствующего здесь же священника: ...звуки, весьма похожие на жалобное всхлипывание, к которым пастор, поистине самый простодушный и добрейший из людей, отнесся с большим со- страданием [11, т. 7, с. 154]. От проявления человеческой жалости писатель закономерно обра- щается к словам духовника, выступившего миротворцем в семейном по- боище. Он карандашной чертой отмечает призыв пастора к сдержанности, великодушию и довольству малым: Я помню время, когда одна такая лепешка, которых, как я вижу, име- ются у вас в избытке, показалось бы лучшим лакомством тем несчастным, что во имя святой веры умирали с голода [11, т. 7, с. 155]. Увлекаясь полной юмора сценой с пропавшим вертелом, И.С. Тур- генев, однако, не упускает из виду обозначенное автором противоречие в поведении гневного бочара. Гирдер выступает против зависимости от Рэвенсвудов, не признавая их дворянских привилегий, но, узнав о встре- Studia Litterarum /2022 том 7, № 1 230 че Эдгара с лордом Эштоном, он вдруг резко меняет настрой и отправляет своего подмастерья в замок с поклоном. И.С. Тургенев ставит карандашный крестик напротив слов: «…взял на себя смелость послать бочонок с хересом и бочку с бренди» [11, т. 7, с. 158], а затем в реплике самого посыльного под- черкивает последнее замечание: «…а если мистеру Болдерстону чего-нибудь захочется, хозяин будет податлив, как ивовый обруч» [11, т. 7, с. 159]. Так русский писатель в общем пространстве комического находит, с одной сто- роны, проявления естественного сочувствия (пастор), а с другой — неуте- шительную податливость человеческой природы (бочар). В строках, венчающих тринадцатую главу, И.С. Тургенев подчеркнул лишь одно слово, относящееся к подмастерью, — “doffed” (to doff — снимать шляпу, кланяться). Но, конечно, с большим вниманием писателем была до- читана вся глава. Семейная жизнь бочара вошла в свои привычные формы, смешав трагическое с комическим; именно это заключение так последо- вательно проводил В. Скотт, и именно оно было предметом пристального внимания И.С. Тургенева. Трагикомическое единство вальтерскоттовской стилистики особен- но было отмечено русским писателем на примере Калеба — виновника ра- зыгравшейся семейной «драмы». К краже заветного вертела с гусями героя толкнула убийственная бедность его хозяина, в связи с которой он взял на себя миссию изображать давно рухнувшее великолепие рода Рэвенсвудов. В рамках этой главы Калеб явился в забавно-нелепом и напряженно-печаль- ном положениях одновременно. Отмечая эту двойственность изображения, И.С. Тургенев отчеркивает на полях описание слуги, приготовившего к за- щите изъятого у бочара ужина, и дополнительно выделяет его «оружие»: ...принял позу, полную достоинства, поднял вертел, словно собирался использовать его не то как пику, не то как щит, и приготовился скорее уме- реть, нежели возвратить драгоценную добычу [11, т. 7, с. 158]. Фрагмент с вертелом, безусловно, комичен, но в нем заложены и элементы трагического, связанные с крушением жизненных идеалов вер- ного дворецкого. Эта связь и обусловленность двух противоположных граней интересует И.С. Тургенева во всех дальнейших описаниях бедного Калеба. Русская литература / И.О. Волков, Э. М. Жилякова 231 «Нужно <…> изображать людей обыкновенных, а не приятные только исключения из общего правила, которые всегда соблазняют поэтов на идеали- зирование и носят на себе чужой отпечаток», — так в конце 1840-х гг. воскли- цал В.Г. Белинский, настаивая на «обращении искусства к действительности, помимо всяких идеалов» [6, т. 8, с. 351]. Читательский интерес И.С. Тургенева словно предвосхищает эстетический тезис критика в связи с «натуральной шко- лой». Русский писатель чрезвычайно внимательно отнесся к просветительской концепции личности, декларируемой Вальтером Скоттом. Логика его помет обнаруживает тесную связь с описанием судеб и характеров, представляющих общенациональную жизнь в ее ежедневных проявлениях. В романах В. Скота это бедные или разорившиеся дворяне, владельцы таверн и харчевен, офице- ры, юристы и т. д. Все они разные, но при этом имеют общие черты: характеры лишены демонических начал, поступки объясняются влиянием среды, окра- шены трагическим и комическим светом авторской симпатии и критики. И.С. Тургенев, считавший в 1850-е гг. невозможным создание исто- рического романа в духе Вальтера Скотта, во время чтения «Легенды о Мон- трозе» (1819) проявил живой интерес именно к историческим событиям. Например, он отмечает речь лорда Ментейта, одного из организаторов вос- стания, в защиту короля Карла и с резким осуждением ковенанта: «И хорошо еще, что поспешность, с какой они совершили это предательство, помешала узурпаторам, захватившим в свои руки управление Шотландией, разглядеть опасность, которой они тем самым подвергали самих себя» [11, т. 7, с. 446]. При этом русского писателя интересуют не только события истории как та- ковые, но и все то, что создает колорит эпохи. На полях он выделяет торже- ственное начало речи «убеленного сединами старика, преклонный возраст которого давал ему право на всеобщее уважение»: «Тан ментейский! — заго- ворил он. — Ты хорошо сказал, и нет среди нас ни одного, в чьей груди не горели бы те же чувства» [11, т. 7, с. 449]. Отдельно им отмечен разговор Монтроза с Дунканом Кэмбелом, посланником маркиза Аргайла. И.С. Тургенев отчер- кивает текст, в котором из уст главы могущественного горного клана звучит обвинение героя в его преданности ковенанту: …первым переправился вброд через реку Тайн во главе своего полка и атаковал королевское войско. Если я не ошибаюсь, ведь это он огнем и мечом вводил ковенант в городах и селах Эбердина? [11, т. 7, с. 458]. Studia Litterarum /2022 том 7, № 1 232 После этого последовало искреннее раскаяние Монтроза, на которое Дункан ответил решением Аргила, и И.С. Тургенев следует за этой логикой, также выделяя «миролюбивое предложение» горца: Во избежание кровавых распрей, которые неизбежно возникнут между горными кланами вследствие войны — установить мир к северу от границы горных районов, ибо в Шотландии и без того достаточно места для драки и нет необходимости соседям уничтожать друг друга и разрушать наследствен- ные угодья [11, т. 7, с. 458]. В легенде Монтроз наделен противоречивостью, которая в итоге и обрекает восстание якобитов на поражение. И.С. Тургенев же особенно от- мечает в нем гордость за Шотландию и готовность идти до конца в противо- стоянии парламенту. Например, писатель останавливается на таких словах Монтроза: А если в свое время пасторам удалось своими проповедями выманить у шотландских старух их запасы домотканого полотна, из которого повстан- цы понаделали палаток в лагере при Данзлау, то, надеюсь, что и я сумею по- влиять на них… [11, т. 7, с. 455]. Здесь И.С. Тургенев делает акцент на решительности героя, согла- шающегося прибегнуть к самым неожиданным мерам, чтобы обеспечить исполнение плана (в данном случае — предоставить одежду военному от- ряду). В том же русле писатель отмечает согласие Монтроза с Дунканом, в котором звучит мысль о неизбежности кровопролития, но в котором про- явлено так же и стремление к поиску компромисса: «И если бы условия та- кого мирного соглашения были установлены по всей справедливости и если бы мы могли быть уверены <…> что ваш маркиз честно будет соблюдать эти условия, я, со своей стороны, не прочь оставить за собой мир, ибо впереди нас ждет война» [11, т. 7, с. 459]. И.С. Тургенев тщательно вникает в содержание политических про- блем Шотландии, во внутренние отношения горцев, изучает причины их поражения. В аспекте внимания к восстанию Монтроза (и полного равноду- шия к составляющему сюжет любовному треугольнику) И.С. Тургенев про- Русская литература / И.О. Волков, Э. М. Жилякова 233 являет отдельный интерес к фигуре капитана Дальгетти. Оценивая образ на- емника, писатель следует за пушкинским восприятием, данным в «Записках бригадира Моро-де-Бразе (касающихся до турецкого похода 1711 года)». В предисловии к своему переводу поэт пишет, что герой «принадлежал к толпе тех наемных храбрецов, которыми Европа была наполнена еще в начале XVIII столетия и которых Вальтер Скотт так гениально изобразил в лице своего капитана Dalgetty» [9, т. 8, с. 399]. В романе этот «воин-дворя- нин» рисуется автором как фанатик своего дела, но только при исполнении всех денежных обязательств. Обращаясь к образу Дальгетти, И.С. Тургенев угадывает в ходе чтения комическое развенчание его воинствующе-корыст- ной природы. Вальтер Скотт действительно гениально делает это, напри- мер, через отличительную черту героя — его словоохотливость, которая доходит до чрезмерной болтовни. И русский писатель отчеркивает один из таких отрывков, указывающий на манерность и пустословие: ...и я не могу уехать, не засвидетельствовав вам, как глубоко взволно- вала меня ваша душеспасительная проповедь и как я искренне раскаиваюсь в том, что вчера за вечерней трапезой я как будто не выказал достаточного уважения, подобающего вашей особе [11, т. 7, с. 524]. Другим способом «разоблачения» Дальгетти оказывается проявление его истинных чувств в минуты страха. И.С. Тургенев отмечает момент, когда он, испугавшись неизвестно откуда раздавшегося голоса, становится откро- венно смешон в своих молитвенных причитаниях, переходит с латыни на ис- панский и немецкий: «…принялся повторять разноязычный запас заклинаний, когда-либо им слышанный, причем помнил он не более одного-двух слов из каж- дого» [11, т. 7, с. 508]. Комичность образа Дальгетти создается и за счет такой бытовой детали, как непомерный аппетит, что И.С. Тургенев тоже отмечает: За твое здоровье, дружище! — проговорил капитан, успевший покон- чить с огромным куском жареной козлятины и принявшийся теперь за флягу с вином [11, т. 7, с. 510]. Однако, при всем внимании к иронической стороне повествования, И.С. Тургенев, вслед за автором, выделяет в капитане доброе и сердечное Studia Litterarum /2022 том 7, № 1 234 отношение к своему коню. Писатель подчеркивает сначала самохарактери- стику Дальгетти во время одной из бесед: «…насторожил уши, как Густав, когда тот слышит звуки открываемого закрома с овсом» [11, т. 7, с. 510–511]. И далее отчеркивает слова из его рассказа: «Не прикажете ли слуге под- вести туда моего коня — темно-серого мерина; стоит только кликнуть: “Густав!” — и он насторожит уши» [11, т. 7, с. 525]. Привязанность Даль- гетти к своему скакуну очевидно напоминает у Вальтера Скотта пару Дон Кихот и Россинант, но Тургенев понимал, что иронический оттенок здесь лишен своей силы и резкости. Изображению военного сословия в романах Вальтера Скотта русский писатель уделял особое внимание не только в контексте исторических собы- тий. Со второй половины 1840-х гг. он и в собственную прозу вводит таких лиц («Бретёр», «Жид», «Петушков»). И.С. Тургенева волновала судьба офи- цера, ищущего своего места в новых обстоятельствах. В романах В. Скотта он интересуется военными людьми, принадлежащими к разорившемуся дво- рянству, которые лишены достатка, мало образованы, но преисполнены че- столюбия. Таким ему представился Гектор Мак-Интайр из «Антиквария» — капитан, обедневший дворянин, ныне полностью зависящий от своего дядюшки Олдбока, что заставляет его чувствовать себя ущемленным в своем достоинстве. Писатель отмечает несоответствие между действительным по- ложением вещей и притязаниями молодого человека, которые выражаются в бесконечной гордости за свою родословную и, как следствие, в презрении к народной культуре (например, к балладам несчастной Элспет). Автор не случайно наделяет героя именем легендарного героя Древней Греции и од- новременно делает его «жертвой» тюленя (во время неудачной охоты). Тур- генев-читатель идет в направлении той иронической характеристики, что выстраивает дядюшка-антикварий, периодически словесно обыгрывая не- ловкость племянника в поимке морского животного. Писатель подчеркивает эти выпады в сторону капитана: «С обитателями моря, Гектор, моей семье не везет» [11, т. 3, с. 442]; или: «Не унывай, храбрый сын Приама, — сказал антикварий, — слушайся своих друзей» [11, т. 3, с. 438]. Важно, что именно гордость, которую пытается усмирить Олдбок, приводит Гектора к поединку с Ловелем, но И.С. Тургенев во время чтения не отмечает примечательной сцены дуэли, хотя ее описание в целом и в отдельных частностях напоминает картину столкновения Базарова и Кирсанова в «Отцах и детях». Русская литература / И.О. Волков, Э. М. Жилякова 235 Славный «воин-дворянин» отмечен И.С. Тургеневым как лицо, в котором ярко проявились черты переходного периода «будничной» Шот- ландии. Как и Калеб из «Кенилворта», он отказывается признавать совер- шившиеся изменения и надеется на восстановление своих прав. Мысль о близости Шотландии, сохраняющей патриархальные основы, которые уже поддаются разрушению, и России звучит в упомянутой выше статье И.С. Тургенева о русском крестьянстве. Метания человека между безвоз- вратно ушедшим и настоящим определяли для русского писателя состав тра- гикомического синтеза вальтерскоттовской эстетики. В этой же тенденции он отмечает в произведениях В. Скотта различные типы поведения героев. Особенно показательны пометы в романе «Сент-Ронанские воды» (1823), где И.С. Тургенев не раз выделяет сцены с Мег Додз, владеющей шотландским подворьем, который патриархальным типом жизни противо- положен новому отелю и его обитателям. Смысл помет писателя — в его собственных художественных поисках, которые выльются позже в эпиче- скую книгу «Записки охотника». Наблюдения над образом Мег Додз отве- чали размышлениям И.С. Тургенева о национальном характере, и важно заметить, что его читательские выводы идут несколько вразрез с опытом Н.В. Гоголя, у которого фигура Коробочки чертами облика и быта соотно- сима с деревенской трактирщицей В. Скотта (см.: [4, с. 178–180]). Образ русской помещицы выполнен в сатирической манере, а трагические ноты принадлежат размышлениям повествователя о загубленной человеческой жизни на примере «дубинноголовой», скаредной и хитрой героини. Гоголь акцентирует внимание на порочной сущности современной русской жизни, Тургенев-читатель обращает внимание на несколько иную точку зрения. Наряду с комическими чертами, которые не доводятся у В. Скотта до от- кровенной сатиры, он отмечает достоинства героини. Например, писатель выделяет «боевое» поведение Мег Додз в момент внезапного появления в ее гостинице «призрака» Тиррела: Конюх и горбатый почтальон, один с фонарем и вилами, другой со свечой и метлой, составляли авангард, центром являлась сама миссис Додз, которая говорила зычным голосом и потрясала каменными щипцами, а обе служанки — часть армии, не заслужившая доверия после того, как была об- ращена в бегство, — прикрывала тыл [11, т. 16, с. 376]. Studia Litterarum /2022 том 7, № 1 236 Ирония в адрес хозяйки подворья, ее «воинственного» духа и же- лания не уступать «призраку», тут же уравновешиваются в восприятии И.С. Тургенева присутствием уважения к здравому смыслу, проявленному в «фантастических» обстоятельствах: Призрак! Подумать только! Уж я им покажу призраков. Если бы они больше думали о своей работе, чем о всяких глупостях, так не угощали бы меня подобными бреднями [11, т. 16, с. 382]. Писатель отмечает и другую речь героини, в которой проявлена ее природная проницательность: «Начинает мне сдаваться, дружок, что вы не пропадете. Вид у вас такой, будто вас всякий вокруг пальца обкрутит, а вы- ходит, что вы не дадите наступить себе на ногу» [11, т. 16, с. 385]. Среди обитателей подворья И.С. Тургенев также выделяет коммер- санта Перегрина Тачвуда, в чьем образе автор запечатлел рождение новой Шотландии. Обращаясь к путешественнику, находящемуся на границе между старым Сент-Ронаном и новомодным отелем у источника, русский писатель в большинстве своих замет акцентирует самонадеянность героя, нередко вы- зывающую смех. Наблюдая за действиями Тачвуда, он отчеркивает, напри- мер, момент его «вторжения» в заброшенную обитель священника Каргила: Наконец, решив, что в таком заброшенном и покинутом месте нару- шение неприкосновенности владения едва ли будет поставлено ему в вину, он с таким грохотом отодвинул в сторону препятствие, преграждавшее вход, что должен был непременно потревожить кого-нибудь в доме, если там была хоть одна живая душа. Но все было по-прежнему тихо [11, т. 16, с. 229]. В том же русле выделено и высокопарное рассуждение старого пу- тешественника по поводу падения в грязную канаву: «Да, я, видимо, не худо выгляжу, — произнес мистер Тачвуд, тяжко припадая к плечу своего спасителя и отирая покрытое потом лицо, — мне казалось, что я не так уж серьезно ранен, но вот сейчас я совсем ослабел, — и потеря крови, наверно, порядочная» [11, т. 16, с. 379]. И.С. Тургенев, отметивший элементы комического в изображении героя, штрихом выделил и его некоторую ограниченность (в которой не ма- Русская литература / И.О. Волков, Э. М. Жилякова 237 лая доля самолюбия), помешавшую предотвратить трагический ход собы- тий: «Надоедливый и любопытный старик, — думал Тиррел. — Помнится мне, он едва избежал в Смирне палочных ударов за то, что давал некоему турецкому кади советы, которых тот не спрашивал. А между тем он оказал мне услугу, дающую ему вроде права приставать ко мне» [11, т. 16, с. 389]. Вскоре после чтения произведений В. Скотта И.С. Тургенев имел возможность оценить в поэме Н.В. Гоголя сходство Чичикова с Тачвудом, которое прочерчивается довольно отчетливо, начиная уже с описания внешности. Скупщик мертвых душ схож с героем В. Скотта неистощимо- стью любопытства, «титанической жаждой деятельности» [11, т. 16, с. 385], активностью в нанесении визитов, способностью вести беседы на темы, лю- безные его собеседникам, и умением в короткий срок завоевать их симпа- тии. Однако в гоголевском персонаже парадоксально сочетаются кипучая деятельность с авантюризмом, целенаправленность с утратой нравствен- ных ориентиров. Эта сатирическая подоплека образа Чичикова снова раз- водит Гоголя и Скотта [4, с. 176–179]. В результате пометы, сделанные русским писателем на страницах романов Вальтера Скотта, позволяют говорить об огромном его интере- се к творчеству «шотландского чародея». Читая в 1840-е гг. произведения английского писателя на языке оригинала, он открывал мир, который за- ставил уже тогда признать его автора не только величайшим живописцем, но и ученым, раскрывающим движение самой истории. Скоттовская идея обусловленности личности эпохой была близка И.С. Тургеневу, усвоившему принципы историзма В.Г. Белинского. Исключительное значение для рус- ского писателя имело пристрастие В. Скотта к изображению переломных времен, дающее возможность проецировать противоречивый ход истории на психологию героев. Studia Litterarum /2022 том 7, № 1 238 Список литературы Исследования 1 Альтшуллер М.Г. Эпоха Вальтера Скотта в России. СПб.: Академический проект, 1996. 344 с. 2 Гутман Д.С. Тургенев и Вальтер Скотт // О традициях и новаторстве в литерату- ре. Межвузовский научный сборник. Уфа: [б.и.], 1976. С. 83–93. 3 Долинин А.А. История, одетая в роман: Вальтер Скотт и его читатели. М.: Книга, 1988. 315 с. 4 Жилякова Э.М. Шотландские страницы. Эхо Вальтера Скотта в русской литерату- ре XIX века. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2014. 290 с. 5 Реизов Б.Г. Творчество Вальтера Скотта. М.; Л.: Худож. лит., 1965. 496 с. Источники 6 Белинский В.Г. Собр. соч.: в 9 т. М.: Худож. лит., 1976–1982. 7 Кенильворт: Исторический роман Сира Вальтера Скотта, с присовокуплением предуведомительного замечания о Кенильвортском замке и жизнеописания гра- фа Лейчестера. М., 1823. Т. 1–4 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 563–564. 8 Маннеринг, или Астролог. Соч. сира Валтера Скотта / пер. с фр. В. Броневского. М., 1824. Т. 1, 3–4 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 554–556. 9 Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. 3-е изд. М.: Наука, 1962–1965. 10 Редгонтлет (Красная перчатка). Повесть осьмагонадесять столетия. Соч. сира Вальтера Скотта. М., 1828. Т. 1–4 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 559–562. 11 Скотт В. Собр. соч.: в 20 т. М.; Л.: ГИХЛ, 1960–1965. 12 Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. 2-е изд. Сочинения: в 12 т. М.: Наука, 1978–1986. 13 Histoires du temps des croisades. Par Sir Walter Scott. Paris, 1825. Vol. 1–6 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 4233–4238. 14 Le monastère. Par Sir Walter Scott. Paris, 1820. Vol. 1–4 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 3905–3906, 4258–4259. 15 Scott W. Anna of Geierstein. Paris, 1833 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1915. 16 Scott W. Guy Mannering; or, The Astrologer. Paris, 1836 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1884. 17 Scott W. Ivanhoe, A Romance. Paris, 1835 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1886. 18 Scott W. Kenilworth. Paris, 1838 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1903. 19 Scott W. Redgauntlet. Paris, 1832 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1909. 20 Scott W. St. Ronan’s Well. Paris, 1832 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1908. 21 Scott W. The Antiquary. Paris, 1836 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1885. 22 Scott W. The Betrothed. Paris, 1832 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1910. 23 Scott W. The Bride of Lammermoor. A Legend of Montrose. Paris, 1831 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1889. Русская литература / И.О. Волков, Э. М. Жилякова 24 Scott W. The Fortunes of Nigel. Paris, 1832 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1905. 25 Scott W. The Pirate. Paris, 1832 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1904. 26 Scott W. The Тalisman. Paris, 1832 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1911. 27 Scott W. Waverley, or ‘Tis Sixty Years Since. Paris, 1837 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1883. References 1 Al’tshuller, M.G. Epokha Val’tera Skotta v Rossii [The Walter Scott Era in Russia]. St. Petersburg, Akademicheskii proekt Publ., 1996. 344 p. (In Russ.) 2 Gutman, D.S. “Turgenev i Val’ter Skott” [“Turgenev and Walter Scott”]. O traditsiiakh i novatorstve v literature [About Tradition and Innovation in Literature]. Ufa, [s.n.], 1976, pp. 83–93. (In Russ.) 3 Dolinin, A.A. Istoriia, odetaia v roman: Val’ter Skott i ego chitateli [History, Dressed Up as Novel: Sir Walter Scott and His Readers]. Moscow, Kniga Publ., 1988. 315 p. (In Russ.) 4 Zhiliakova, E.M. Shotlandskie stranitsy. Ekho Val’tera Skotta v russkoi literature XIX veka [Scottish Pages. Echo of Walter Scott in Russian Literature of the 19th Century]. Tomsk, Tomsk State University Publ., 2014. 290 p. (In Russ.) 5 Reizov, B.G. Tvorchestvo Val’tera Skotta [Walter Scott’s Works]. Moscow, Leningrad, Khudozhestvennaia literatura Publ., 1965. 496 p. (In Russ.)

Список литературы

Исследования

1 Альтшуллер М.Г. Эпоха Вальтера Скотта в России. СПб.: Академический проект, 1996. 344 с.

2 Гутман Д.С. Тургенев и Вальтер Скотт // О традициях и новаторстве в литературе. Межвузовский научный сборник. Уфа: [б.и.], 1976. С. 83–93.

3 Долинин А.А. История, одетая в роман: Вальтер Скотт и его читатели. М.: Книга, 1988. 315 с.

4 Жилякова Э.М. Шотландские страницы. Эхо Вальтера Скотта в русской литературе XIX века. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2014. 290 с.

5 Реизов Б.Г. Творчество Вальтера Скотта. М.; Л.: Худож. лит., 1965. 496 с.

Источники

6 Белинский В.Г. Собр. соч.: в 9 т. М.: Худож. лит., 1976–1982.

7 Кенильворт: Исторический роман Сира Вальтера Скотта, с присовокуплением предуведомительного замечания о Кенильвортском замке и жизнеописания графа Лейчестера. М., 1823. Т. 1–4 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 563–564.

8 Маннеринг, или Астролог. Соч. сира Валтера Скотта / пер. с фр. В. Броневского. М., 1824. Т. 1, 3–4 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 554–556.

9 Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. 3-е изд. М.: Наука, 1962–1965.

10 Редгонтлет (Красная перчатка). Повесть осьмагонадесять столетия. Соч. сира Вальтера Скотта. М., 1828. Т. 1–4 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 559–562.

11 Скотт В. Собр. соч.: в 20 т. М.; Л.: ГИХЛ, 1960–1965.

12 Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. 2-е изд. Сочинения: в 12 т. М.: Наука, 1978–1986.

13 Histoires du temps des croisades. Par Sir Walter Scott. Paris, 1825. Vol. 1–6 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 4233–4238.

14 Le monastère. Par Sir Walter Scott. Paris, 1820. Vol. 1–4 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 3905–3906, 4258–4259.

15 Scott W. Anna of Geierstein. Paris, 1833 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1915.

16 Scott W. Guy Mannering; or, The Astrologer. Paris, 1836 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1884.

17 Scott W. Ivanhoe, A Romance. Paris, 1835 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1886.

18 Scott W. Kenilworth. Paris, 1838 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1903.

19 Scott W. Redgauntlet. Paris, 1832 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1909.

20 Scott W. St. Ronan’s Well. Paris, 1832 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1908.

21 Scott W. The Antiquary. Paris, 1836 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1885.

22 Scott W. The Betrothed. Paris, 1832 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1910.

23 Scott W. The Bride of Lammermoor. A Legend of Montrose. Paris, 1831 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1889.

24 Scott W. The Fortunes of Nigel. Paris, 1832 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1905.

25 Scott W. The Pirate. Paris, 1832 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1904.

26 Scott W. The Тalisman. Paris, 1832 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1911.

27 Scott W. Waverley, or ‘Tis Sixty Years Since. Paris, 1837 // ОГЛМТ. Ф. 1. Оп. 3. ОФ. 325 / 1883.