Studia Litterarum

М.Н. Муравьев принадлежит к числу крупнейших русских поэтов 1770–1800-х гг. Его произведениями восхищались И.И. Дмитриев, Н.М. Ка- рамзин и В.А. Жуковский, а К.Н. Батюшков считал его своим учителем; через посредство Батюшкова и Жуковского он оказал сильное влияние на А.С. Пушкина и других поэтов его времени. Если же принять во внимание, что М.Н. Муравьев оставил след в истории Московского университета, а в какой-то мере и в истории России, выступив в роли наставника великих князей Александра и Константина Павловичей, которым преподавал нрав- ственную философию, историю России и русскую словесность, то неизбеж- но выяснится, что мы имеем дело с очень крупной фигурой общероссийско- го масштаба, влияние которой на русскую культуру еще предстоит оценить. В полной мере не разъяснены литературная позиция М.Н. Муравье- ва, его роль в литературной жизни, не говоря уже о его восприятии целого ряда поэтов, древних и новых. Эта ситуация обусловлена тем, что он на- писал сотни стихотворений, однако напечатал лишь несколько десятков1. Большая часть его литературного наследия осталась в рукописях и рассеяна по архивам Москвы и Санкт-Петербурга2. По этой причине разыскание и введение в научный оборот его неопубликованных произведений представ- ляется актуальной научной задачей. 1 При жизни вышли следующие издания: [37; 38; 39; 40; 41; 42; 45]. О его творчестве см., в частности: [5; 4; 12; 2; 6; 14, c. 5–52; 13; 15; 16; 26; 27; 29; 24; 25; 7; 46; 28; 8; 20]. 2 В так называемое «Полное собрание сочинений» [43] В.А. Жуковский и К.Н. Батюшков включили только 26 стихотворений. В дальнейшем это издание было дважды повторено А. Смирдиным — в 1847 и 1856 гг. (оба раза — в двух томах) [44]. До сих пор главное издание стихотворений М.Н. Муравьева — это том «Библиотеки поэта», подготовленный Л.И. Кула- ковой [46]. Текстология. Источниковедение. Публикации / А.Д. Ивинский 361 Считается, что в творчестве М.Н. Муравьева отразились предро- мантические веяния [4] и что именно поэтому оно было востребовано поэтами пушкинского поколения. Между тем подобная постановка во- проса, при всей ее предсказуемости и даже самоочевидности, выглядит преждевременной по крайней мере в том смысле, что, обсуждая «предро- мантизм» М.Н. Муравьева, мы до сих пор плохо представляем себе его «классицизм». В какой-то мере эту лакуну заполняют публикуемые ниже перево- ды М.Н. Муравьева из древних авторов. Но, прежде чем приступить к их краткому обсуждению, считаем необходимым сделать еще одно замечание общего характера. Традиционное, представляющееся естественным, деле- ние на оригинальные и переводные тексты в его случае кажется довольно условным. Чтение и изучение прославленных авторов как Античности, так и раннего Нового времени было для М.Н. Муравьева и естественной, и не- обходимой предпосылкой собственного творчества. Он мыслил себя одним из тех поэтов, которые могли или по крайней мере стремились актуализи- ровать в России классическую традицию. Об этом свидетельствуют круг чтения и, в особенности, переводческая практика поэта. В обширном рукописном наследии М.Н. Муравьева, в котором нуж- но особо выделить хранящуюся в ОР РГБ «Записную книгу»3, ключевую роль играли переводы из античных авторов. Греческие и римские писатели не были для него «археологической древностью», напротив, он полагал, что их изучение необходимо современным поэтам, ведь «нет ни одной черты величественного и чудесного стихотворства, которая не была бы в сокро- вищнице древних…» [43, ч. 2, c. 361]. Не случайно поэтому, что М.Н. Му- равьев начал свою писательскую карьеру со сборника «Переводные стихотворения » (СПб., 1773), в котором, как верно отметил В.Н. Топоров, «особо выделяются Анакреон и Гораций» [26, кн. 2, c. 22] (об этих текстах см.: [26, кн. 2, c. 22–36]). М.Н. Муравьев опубликовал тогда два перевода из Анакре- она («На старость» и «Необходимость пить») и четыре из Горация («Ода Carminum IV Liber I Из Горация к Люцию Сексту Консулярному», «Ода 3 Муравьев М.Н. Записная книга — стихотворения, поэмы, драматические произведения, заметки о литературе 1771–1803 // ОР РГБ. Ф. 178. N. 11161.1. В дальнейшем ссылки на дан- ный источник приводятся в тексте с указанием листа рукописи. Об этом источнике см.: [1]. К нему уже обращались исследователи, см.: [17; 33]; см. также наши публикации ряда текстов из «Записной книги»: [9; 10; 11]. Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 362 Carminum IX Liber III Из Горация», «Ода Carminum XVIII Liber III Из Гора- ция. К Фавну», «Ода Carminum IV Liber IV Из Горация»). М.Н. Муравьев, как и многие его современники (А.П. Сумароков, М.М. Херасков и многие другие), обратился к так называемым «анакре- онтическим одам». Об их формальных особенностях, степени их устой- чивости / обязательности и о том, являются ли вообще оды такого типа отдельным жанром — дискуссии продолжаются до сих пор (см.: [3]; ср.: [18]). Не исключено, что именно вследствие отсутствия внятного ответа на эти вопросы М.Н. Муравьев быстро охладел к «анакреонтической оде». В «Записной книге» находим только три перевода из Анакреонта: «Ода из Анакреонта» («Водою чернозем…») уже была напечатана [46, c. 251–252], «Из Анакреонта первая ода» («Я хотел бы петь Атридов…») и «Перевод Анакреоновой 30 оды» («Цветочными цепями…»), насколько нам известно, еще не вводились в научный оборот. Первый из этих текстов, «Из Анакреонта первая ода» («Я хотел бы петь Атридов…») (см. Приложение, ), сопоставим с текстом, который Н.А. Львов опубликовал в «Стихотворениях Анакреона Тийского» (СПб., 1794; об этом сборнике см.: [19]) и который вошел в современное издание [34, c. 113]. Если публикуемый нами перевод действительно принадлежит М.Н. Муравьеву, а не является ранней редакцией львовского (что воз- можно, однако за отсутствием доказательств считаем его автором именно М.Н. Муравьева), придется зафиксировать факт несомненной близости ли- тературных интересов М.Н. Муравьева и Н.А. Львова, чей интерес к клас- сицизму общеизвестен. Даже если мы ошибаемся и М.Н. Муравьев только записал раннюю редакцию перевода Н.А. Львова, придется признать, что он это сделал потому, что текст этот соответствовал его собственной пере- водческой практике, а вместе с тем не исключено, что он планировал с ним в дальнейшем работать, с тем чтобы предложить свой вариант и тем самым вступить в творческое соревнование с Н.А. Львовым, а быть может, не толь- ко с ним, но и с М.В. Ломоносовым, «Разговор с Анакреоном» которого и М.Н. Муравьев, и Н.А. Львов могли или даже должны были (разумеется, каждый по-своему) учитывать. Так появляются некоторые основания для сближения литературных позиций поэтов. Напомним, что они были хорошо знакомы, довольно тес- но общались, М.Н. Муравьев регулярно брал у Н.А. Львова книги, в пер- Текстология. Источниковедение. Публикации / А.Д. Ивинский 363 вую очередь итальянские; ср. письмо М.Н. Муравьева к отцу, отправленное 18 февраля 1776 г.: «А хожу часто к Николаю Александровичу и беру у него читать Италианския книги. И теперь читаю Гольдониевы Комедии»4. Это чтение отразилось и на поэтической деятельности М.Н. Муравьева. Так, на- пример, он переводил произведения Д. Триссино, Д. делла Каза, П. Метастазио. Приведем не публиковавшийся ранее фрагмент из «Освобожденна- го Иерусалима» Т. Тассо, которым открывался «Журнал на 1776 год»5. Начало Освобожденнаго Иерусалима6 1 Благочестиву брань и вождя воспеваю, Что гроб освободил спасителя Христа, Рукой он и умом приобретал ту ваию И много претерпел святыя брав места. Вотще коварный ад дерзнул с ним препираться, И Азии велел со Ливией собраться; Он Небом предводим, от тьмы кромешной дна, Блудящю рать свою, собрал под знамяна. 2 О Муза! коей есть глава не увенчанна, От тленных Лавров тех, что Еликон растит, Но кая в небесах, меж Ангел взвеличанна, И коей верх лучем бессмертных звезд блестит. Вдохни, ты в перси мне, вдохни ты жар священной, 4 Муравьев М.Н. Письма к отцу Н.А. Муравьеву 1776 г. // ОПИ ГИМ. Ф. 445. Ед. хр. 48. Ч. 74 а. Л. 30 об. 5 «Записная книга» состоит из восьми «журналов»: «Забава праздности. Журнал вологодских упражнений. Месяц август 1771 года», «Услаждение скуки. Журнал санктпетер- бургских упражнений. 1775 год», «Журнал на 1776 год», «Стихотворения с 1779 года в июле в Санктпетербурге», «Mesetudes…helas! 1780 года», «1780 года. Покушение исправиться», «Упражнения души. Тверь 1780 года в марте», «Lesillusionsle 1 d. aout. 1780 Tver». Анализ материала, в них содержащегося, осложняется за счет того, что в данном источнике находим также многочисленные поправки, дописывания, относящиеся к более позднему времени. Кроме того, на полях «журнальных» листов Муравьев записывал новые стихотворения, часто наскоро, тут же редактируя их или, напротив, бросая их неоконченными. По этим причинам датировка его произведений обычно является сложной задачей. 6 См.: [47, c. 37–38]. Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 364 Устрой ты песнь мою и быв душе прельщенной Прости, коль к правде где приложатся цветы И инны, чем твои, найдутся красоты. 3 Ты знаешь: свет таков; в нем боле привлекает, Согласием своим прельщающий Парнас, И в самыя сердца слабейшия вникает, Со сладостью стихов, священной правды глас. Так отроку даем, недугом сокрушенну, Мы чашу с врачеством, но сотом орошенну. Пелынно питие, обманут отрок пьет, И возвращая жизнь обманом, восстает. 4 Великодушной Князь! что злой судьбой разима, От ярости покрыл и в пристань ввел меня; Меня пришельца здесь и между волн носима Биема бурями и уж почти тоня. (Л. 56) О возможном «соревновании» М.Н. Муравьева и Н.А. Львова в пере- воде может говорить история тридцатой оды Анакреона. Если сравнить два текста, то бросается в глаза, что муравьевский вариант, во-первых, короче, во-вторых, у него нет названия, а в-третьих, он более архаичен по языку: «теперя», «несуща», «служити»; ср. перевод Львова: [34, c. 135]. «Перевод Анакреоновой 30 оды» (Приложение, ) датировать сложно: он также записан в «Журнале на 1776 год», однако, в отличие от первого, — на полях; что может свидетельствовать о его более позднем происхождении; кроме того, под ним, на полях того же листа, мы видим стихотворение «Любовь Грации простите…» — оно датировано 1786 г. и написано, как кажется, теми же чернилами. Сознавая зыбкость таких кос- венных свидетельств, рискнем лишь высказать осторожную гипотезу о том, что данный перевод из Анакреонта можно также отнести к 1786 г. или более позднему времени. Планировал ли М.Н. Муравьев печатать его, неизвестно. Текстология. Источниковедение. Публикации / А.Д. Ивинский 365 Но теперь мы вправе утверждать, несмотря на ограниченный круг текстов, нам доступных, что М.Н. Муравьев, по крайней мере в 1770–1780 гг., инте- ресовался Анакреонтом, его переводами на русский язык (по крайней мере, львовскими) и сам пробовал его переводить. Другим объектом приложения переводческих усилий М.Н. Муравье- ва был Гораций. В соответствии с европейскими представлениями о литера- турной иерархии, М.Н. Муравьев считал Горация одним из наиболее значи- мых европейских поэтов (об этом см.: [26; 27]) и включал его в следующий ряд: «законодатели вкуса суть Аристотель, Лонгин, Гораций, Буало» [43, ч. 2, c. 239]. При этом восприятие Горация было сложным, направленным как в прошлое, к традиции античной культуры, так и в будущее, в мир при- дворного остроумия Старого порядка. В этом отношении показателен один из муравьевских текстов — «Разговор мертвых», в котором «участвовали» Гораций и А.Д. Кантемир; в уста русского поэта он вложил следующие слова: «Лестнейшие мои желания исполнены: беседую с Горацием. Я могу сказать тебе изустно, сколько пленяли меня стихи твои, снисходительная мудрость, тонкое остроумие придворного и величественный дух стихотворца, сорев- нователя греческой лиры. <…> Творец нового рода стихотворства, ты дал нам полную систему нравоучения самого здравого в посланиях остроумных и естественных» [43, ч. 1, c. 297]. М.Н. Муравьев не случайно здесь повто- рил понятие «остроумие», возможно, это один из ключей к его восприятию поэзии древних. Таким образом он актуализировал наследие прославлен- ных авторов и включал его в широкий контекст современных дискуссий о культуре, который был не представим вне придворной темы. Не менее по- казателен и следующий отрывок из того же текста: «Законодатель вкуса, ты останешься вождем стихотворцев всех веков и народов. Чувствовать красо- ты твои было мое достоинство; перенести их в мой отечественный язык, — покушение раннее и ожидающее успеха от позднейших писателей» [43, ч. 1, c. 297]. Одним из этих «позднейших писателей» и стал сам М.Н. Муравьев, который на протяжении всей своей жизни возвращался к стихам Горация и «переносил» красоты латинского стиха в «отечественный язык». Теперь вновь обратимся к «Записной книге». Во втором «журнале» («Услаждение скуки. Журнал санктпетербург- ских упражнений. 1775») М.Н. Муравьев записал перевод восьмой оды Го- рация «К Лидии» (Приложение, ): «Журнал» на следующий, 1776, год Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 366 наполнен переводами из античных авторов. Его название, однако, может ввести в заблуждение: на самом деле он состоит из более 100 стихотворе- ний, написанных более чем за 30 лет — с 1772 по 1803 г. Разумеется, Гора- ций здесь представлен очень широко. Здесь находятся переводы и его од, и эпистол (Приложение, — ). Эти переводы важны не только сами по себе, но и в силу того, что они способствовали оригинальным творческим поискам Муравьева, который не только переводил Горация, но и подражал ему (Приложение, ). Наряду с Горацием, Муравьев внимательно изучал Вергилия [23], ср.: «Вергилий был из числа самых любимых им <Муравьевым. — А.И.> авторов <…> есть достаточно оснований говорить об известном “равне- нии” на римского поэта в его “буколико-георгических” текстах» [26, кн. 2, c. 530]. В статье «Вергилий» М.Н. Муравьев писал: «Какое неподражаемое совершенство искусства! Какое стихосложение сладостное, величествен- ное, прекрасное! Какая живопись! Никто из поздних последователей Вир- гилия не постиг сего образца красоты <…> Глава Римских стихотворцев не довольствовался быть только стихотворцем. По примеру предшественника своего Гомера, но в другое просвещеннейшее время, он располагал всеми сокровищами человеческих знаний: глубокие сведения в древности, в Исто- рии, Философии, градостроительстве, в природе, в искусствах сияют в бо- жественных стихах его и производят чистейшее наслаждение разума» [43, ч. 3, c. 153]. Подобный универсализм, «энциклопедизм» отличал и самого М.Н. Муравьева, поэтому в этих строках можно видеть не только историче- ский текст, но и определенную программу для любого современного поэта, который хотел бы добиться статуса классика. В третьем журнале «Записной книги» содержатся переводы фрагмен- тов двух важнейших текстов Вергилия — «Энеиды» и «Георгиков». Первый, возможно, связан не только с кабинетными занятиями Муравьева, но и с актуальными литературными сюжетами: поэт был знаком с В.П. Петро- вым, который, как хорошо известно, осуществил перевод главной римской поэмы в 1781–1786 гг. Может быть, этот факт объясняет, почему М.Н. Мура- вьев не продолжил своей работы. При этом, если перевод из 6-й книги «Эне- иды» давно известен (ср.: [22]), отрывок из 4-й книги, кажется, еще не при- влекал внимания исследователей и не был введен в научный оборот — как и публикующийся ниже отрывок из «Георгик» (Приложение, — ). Текстология. Источниковедение. Публикации / А.Д. Ивинский 367 Планировал ли М.Н. Муравьев возвращаться к «Георгикам», неизвестно. Однако и этот небольшой фрагмент свидетельствует по крайней мере о не- случайности муравьевского интереса к Вергилию и его «Георгикам», а вы- сокий уровень перевода — о серьезности и напряженности поисков. Интерес М.Н. Муравьева к Античности не исчерпывался творче- ством Горация и Вергилия, он много переводил авторов, которые нечасто привлекали внимание широкой читающей публики. Так, например, мы на- ходим в его «Записной книге» переводы из Каллимаха, Марциала, Лукана и Лукреция (Приложение, — ). Как и в случае с Горацием, М.Н. Му- равьев не просто переводил этих поэтов, но и, по крайней мере в отдель- ных случаях, рассматривал их произведения как материал для собственного творчества. Так, он пробовал подражать Марциалу: Епиграмма в подражание Марциаловой Причетник был Софрон, теперя стал он врач; Он тоже непотач! А разность только та; работав над могилой, Теперь тащит к ней силой. (Л. 31 об.) Возможно, обращение к Лукрецию и выбор именно этого отрывка объясняется интересом М.Н. Муравьева в 1770-е гг. к естественным нау- кам. Из его переписки мы знаем, что он посещал лекции и пытался само- стоятельно изучать физику и математику; см., например, письмо Муравьева к отцу от 1 февраля 1776 г.: «В середу по утру ходили мы с Заворотковым и еще другим Сержантом в Академию на Лекцию Адьюнкта Иноходцова; затем, что новым директором определено говорить Профессорам для пу- блики, так, что кто бы ни вошёл туда слушать может по изволению. Теперь Иноходцов проходит курс математики, а Крафт зачнет также показывать Експериментальную физику. Тут был Алекс:<ей> Афанас:<ьевич> Дьяков и многие другие»7. Ср. также письмо от 3 марта 1776 г.: «Здесь у нас учреж- дено в Академии, что по середам и по-суботам Адьюнкт Иноходцов читает 7 Муравьев М.Н. Письма к отцу Н.А. Муравьеву 1776 г. // ОПИ ГИМ. Ф. 445. Ед. хр. 48. Ч. 74 а. Л. 25 об. Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 368 для охотников Математический курс по утру, а по вторникам и четвергам после обеда Профессор Крафт проходит Експериментальную физику. В сию последнюю лекцию съежжаются очень многия. Директор Домашнев сам всегда бывает: Василий Евдокимович с сыном и племянником, Пав:<ел> Алекс:<андрович>Бибиков, очень много Офицеров и несколько сухопут- ных Кадет. Крафт читает ее на французском языке»8. Публикуемые нами стихотворения М.Н. Муравьева различаются и по объему, и по их месту в его читательской и авторской биографии (есте- ственно предположить, что Гораций и Вергилий сыграли в них главную роль, а Марциал — второстепенную), и по времени создания, которое, впро- чем, трудно установить точно. Разумеется, тема «Муравьев и античность» остается далекой от ис- черпания. Еще предстоит ввести в научный оборот десятки текстов. Но уже сейчас понятно, что поэт конструировал свою авторскую идентичность с оглядкой на классические образцы. По этой причине именно они могут стать ключом к реконструкции литературной позиции М.Н. Муравьева и к пониманию глубины его «классицизма». Публикуемые здесь переводы и подражания М.Н. Муравьева позволяют сделать следующие предваритель- ные выводы. Во-первых, его интересовали преимущественно латинские, а не греческие авторы. Во-вторых, он пытался охватить как наиболее из- вестных в России поэтов (Гораций, Вергилий), так и реже привлекавших внимание (Каллимах, Марциал, Лукан, Лукреций), стремясь, по-видимому, к освоению всего литературного «пантеона» древности. В-третьих, он не только переводил древних авторов, но и подражал им (в частности, Гора- цию и Марциалу). В-четвертых, как выясняется, его «предромантизм», подлинный или навязанный ему позднейшими исследователями, в его ли- тературном сознании не только не противоречил его «классицизму», но и не накладывал на него какие бы то ни было различимые ограничения. В- пятых, переводы и подражания древним авторам сочетались у Муравьева с интересом к поэтам раннего Нового времени (неслучайно опубликован- ный выше перевод из Тассо помещен среди переводов из древних поэтов и набросков оригинальных сочинений). 8 Муравьев М.Н. Письма к отцу Н.А. Муравьеву 1776 г. // ОПИ ГИМ. Ф. 445. Ед. хр. 48. Ч. 74 а. Л. 34 об. Текстология. Источниковедение. Публикации / А.Д. Ивинский 369 Приложение Переводы М.Н. Муравьева из древних авторов Из Анакреонта первая ода Я хотел бы петь Атридов, Я хотел бы Кадма пети Но мои упрямы струны Лишь хотят Ерота пети Я нароком новы струны Натянул намнясь на Лиру; Но едва коснулся перстом, Об Ероте забряцали, Так прощайте в век Герои! Петь я буду впредь Ерота. (Л. 61 об.) Перевод Анакреоновой 30 оды Цветочными цепями Связав Ерота Мусы В плен дали Красоте Теперя Киферия Несуща выкуп, просит Ерота развязать. И если б развязал кто, Не выдет и пребудет. Служити научился. (Л. 73 об.) Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 370 Осмая Горациева Ода кн: 1. К Лидии9 Скажи мне Лидия (всех именем богов Тебя я заклинаю) Почто ты отрока во твой ушедша кров Чтоб узничество несть твоих оков Спешит привлечь погибели ко краю? Почто он в поприще являться не радит Дабы вмешатися ко юношам во стаю Когда ни прах ему ни солнце не вредит? (Л. 48 об.) Горация книги первой Ода вторая10 Довольно ты на нас наш отче раздражался, На выи нам снега и бурный град, метал, Твой храм твоей десной палящей поражал И град сей трепетал. И трепетал весь мир, той ужасом годины, Как Пирра зреть чудищ была устрашена, И стадо гнал свое Протей со дна пучины, На горны рамена. Как рыбы на ходу в древах остановляли, Пищалась горлица знакомаго гнезда И бегающих коз, что на горы цепляли Вздымали уж вода. (Л. 57) 9 См.: [32, c. 54]. 10 См.: [32, c. 45–46]. Текстология. Источниковедение. Публикации / А.Д. Ивинский 371 Горациева XXXVIII ода книги первой11 Убранство пышное меня не привлекает, Не нравны мне венцы сплетены бахрамой: И Роза где поздяй пучок свой разпускает На что нам, мальчик мой! Прекрасна Мирта ты спрошу со попеченьем Чужой прикрасою отнюдь не бремени Тебе приличен он и мне он украшением Пиящему в сени. (Л. 70) Гораций и Лидия12 Гораций Доколе страсть твоя моею вспламенялась, И выи твоея, Ничья кроме моей рука не прикасалась И трон презрел бы я. Лидия Доколь ты мною тлел и Хлоя не вманила Чтоб в сеть тебя поймать, Любовницы твоей я б имя не сменила На Ромулову мать. Гораций Владеет Хлоя мной и не хочу из плену, Отстать от милых струн; И если дни мои, ей примет рок в замену Умру с охотой юн. Лидия 11 См.: [32, c. 92]. 12 См.: [32, c. 145]. Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 372 Взаимной страстью к Орнитову я сыну, К Калаису дышу. И если умолю для юноши судбину Два раза смерть вкушу. Гораций Но если мать любвина гнев наш улыбнется Нас в узы возцветит Твоя злодейка прочь от персей сих возмется Так Лидия… простит? Прекрасней солнца тот ты легче корки древа, Сердитей волн морских Но жить и умереть тобой прельщенна дева Хочу в руках твоих. (Л. 61 об.) Горация книги первой Ода XXIV к Виргилию13 Что в нас зазрит сожаленье, И о друге скорбный глас, Кой вновь погрешностью мя сею Возмог он учинить, по бедственным Сихею, Противным толь судьбам, един мог наклонить, Все чувства и меня любовью заразить Потушшаго огня я следы признаваю, Но прежде пусть земля разверзется желаю, Иль пусть всемощный Зевс, низринет мя стрелой, В места, наполненны, глубокой, мрачной тьмой, Как нежель преступлю о стыд! перед тобою, Тот всю мою любовь унес во гроб с собою С кем сердцем я была, досель сопряженна, Пусть он ея хранит, пусть будет с ним она! Рекла: и очи в друг наполнились слезами Драгая! говорит так Анна ей словами Иль хощешь ты года младыя погубить, Не хощешь ощущать ты сладости любить, Иль мнишь что хладный прах, любови есть причастен, И хотя бы было то: Иарб тобою страстен, И в Тире преж сего и в Ливии презрен. (Л. 32) Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 376 Из Виргилия Георгиков книга III 219 ст.16 Ходит пастися в дремучем лесу прекрасна телица: Тогда вкруг волы с великой буйностью бьются. Черныя раны для; тела кровь мрачная моет: Пронзаются обращенныяроги со стоном Злостным: стону леса и небо ответствуют ревом. И враждуя не могут вместе пастись и единой, Побежденной отходит и долго живет в заточенье. (Л. 62) Эпитафия девицы из Каллимаха17 Взыскует суетно Самийския девицы Их собеседницы, всех игор мастерицы, Крифиды. Глас ея был сдадок; тягость сна, Которым все заснут, сомкнула ей устна. (Л. 87 об.) Из Марциала18 Как жив Виргилий был, Рим Енния читал, Гомеров век, на смех Гомера подымал. (Л. 16 об.) 16 [30, c. 110]. 17 Каллимах Эпитафия Крефиде [31, c. 88]. 18 [36, с. 129–130]. Текстология. Источниковедение. Публикации / А.Д. Ивинский 377 Из Лукана Книга III. Сон Помпеев19. Уж Австрапарусы дыханьем полны стали, И моря корабли средину прелетали, Всяк дале в Понт пловец, смотрел и проникал, Един лишь глаз Помпей, с Итальи не спускал, Поколь пристанища, поколь брега любезны, Мог видеть вдалече и различати взор, Вершины в облаках скрывающихся гор. Се сладкий сон его смыкает томны очи, Ужасная мечта, спокойство рушит ночи. Зрит Юлию свою встающу от теней Над пламенеющей гробницею своей, Увы! я из полей влекуся Елисейских, Ко Стиксу, вопиет в жилище душ злодейских, С тех пор как в Риме брань гражданская кипит. Я зрела пламенник держащих Евменид. (Л. 42 об.) Из Лукреция, о естестве вещей. Книги шестой, О Магните20. Теперь скажу, каким союзом естества, Тот камень, что земля Магнезскаизсекает, Тяжелое, к себе железо привлекает. По отчеству, его зовёт Магнитом Грек. Не редко, зря его, чудится человек, Как он из колец, цепь без связи, составляет, 19 [35, c. 50]. 20 [48, c. 224–225]. Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 378 И пять и боле, их в одно совокупляет. Тут тихий ветерок вдруг станет повевать, Поклонет их вперёд и клонет тот час вспять. Взаимно кольца все влекут себя в союзы, Друг друга тронут лишь; и вступят сами в узы. (Л. 59) Подражание Горациевой Епистолы, книги первой К стихам своим. О свиток, в коем я стихи те начертал, Которы в сладостны мгновенья соплетал, Тщеславен только тем что сам я наслаждался: Ах если мыслил так, творец твой заблуждался, Я зрю, что ищешь ты на стогн себе тропы, Что хощешь наконец быть зрелищем толпы. Какая честь тебе предстать пред очи Яна, Стоять Вертумнова в соседстве истукана! В убранство книг себя одеянна узреть; То стоит, чтоб купца невольником умреть. Уединение тебе уж ненавистно, И собственна доброт признанье безкорыстно. Не ети склонности хотел я влить в тебя. Оставь дом отческий, стыдливость погубя Затворятся тебе пути ко возвращенью. Тогда; но поздно уж разкаявшись к смущенью Ты горько возопишь: что зделал я с собой? Меж тем не тронутой ни стоном, ни мольбой. Нежалостный твой чтец отмстить тебе презорством Те взоры милости, что принял ты с покорством. Но коль прискорбие дать всуе свой совет Грядущаго от глаз пророка не измет. Под сими жизнь твоя чертами мною зрима: Текстология. Источниковедение. Публикации / А.Д. Ивинский 379 Прекрасен юностью, любимцем будешь Рима. Сиянье новизны утратится потом И бывши выгодно с вельможами знаком Меж черни будешь ты изыскивать знакомых, Иль станешь пищею ленивых насекомых. (Л. 57 об.)