Download:

PDF

For citation:

Korovin, A.V. “Creator and Art in Hans Christian Andersen’s Novels.” Studia Litterarum, vol. 6, no. 2, 2021, pp. 50–73. (In Russ.)
https://doi.org/10.22455/2500-4247-2021-6-2-50-73

Author: Andrey V. Korovin
Information about the author:

Andrey V. Korovin, PhD in Philology, Associate Professor, Senior Researcher, A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences, Povarskaya 25 a, 121069 Moscow, Russia.

ORCID ID: https://orcid.org/0000-0003-1432-448X

E-mail: This email address is being protected from spambots. You need JavaScript enabled to view it.

Received: March 11, 2020
Published: June 25, 2021
Issue: 2021 Vol. 6, №2
Department: World Literature
Pages: 50-73
DOI:

https://doi.org/10.22455/2500-4247-2021-6-2-50-73

UDK: 821.113.4.0
BBK: 83.3(4Дан)52
Keywords: Andersen, Kierkegaard, Danish literature, novel, Romanticism, art, creator, talent, hero, fairy tale.

Abstract

The article deals with three novels by Danish writer Hans Christian Andersen, who is known worldwide as an author of fairy tales. In his novels The Improviser (1835), Only a Fiddler (1837) and Lucky Peer (1870) the main plot is built on the issue of relationships between a creator, an artist and the rest of the world. The theme of art is the one of the most important for the Romantic esthetics and Andersen discusses it in different ways in his novels. Philosopher S. Kierkegaard criticized Andersen’s conception of how a talent interacts with the reality as naive and fictive, but Andersen gives different visions of the artist’s way in these texts. The first novel is the history of an Italian boy who has an outstanding talent of improvisation. He receives assistance from people and eventually becomes a real artist in Romantic sense of the word. The hero of the second novel Christian is partly alter ego of the author, a boy from a poor family who tries to realize his musical talent but has not enough spiritual power to overcome all troubles in his life. He cannot find himself as an artist and dies. The title of the last novel is relevant to its subject — it is a story about the rise of а talented singer and his death on the top of fame. These three heroes are different types of interaction between a creator and reality in its romantic interpretation.

Full text (HTML)

 

 

Ханс Кристиан Андерсен (1805–1875) обрел всемирную славу как сказоч- ник, но европейскую известность ему принесли первые романы: «Импро- визатор» (Improvisatoren, 1835), «О.Т.» (O.T., 1836), «Всего лишь скрипач» (Kun en Spillemand, 1837), затем появились романы «Две баронессы» (De to Baronesser, 1849), «Быть или не быть» (At være eller ikke være, 1857) и «Пер Счастливчик» (Lykke-Peer, 1870). Несомненно, что он принадлежал к чис- лу лучших датских романистов своего времени, стремившихся выработать современную романную форму в национальной литературе. Опираясь на опыт Б.С. Ингеманна, привившего на датской почве исторический роман, Андерсен уже не «мифологизирует» историю, а помещает своих героев в ре- альный мир. Особый интерес представляют романы, где центральное место отведено теме искусства, а главный герой наделен чертами творца: «Импро- визатор», «Всего лишь скрипач» и «Счастливчик Пер». В марте 1835 г. за месяц до выхода романа «Импровизатор» Андер- сен опубликовал первый сборник «Сказки, рассказанные детям» (Eventyr, fortalte for børn), куда вошли «Огниво» (Fyrtøet), «Маленький Клаус и Боль- шой Клаус» (Lille Claus og Store Claus), «Принцесса на горошине» (Prinsessen påÆrten) и «Цветы Маленькой Иды» (Den Lelle Idas Blomster), что было об- условлено во многом материальными причинами: сказки в ту пору вошли в моду, а потому неплохо оплачивались издателями. Именно эта публикация и сыграла определяющую роль в восприятии Андерсена-писателя и совре- менниками, и последующими поколениями, а его романы стали оценивать- ся во многом как вторичное явление. Примечательно, что критика была весьма благосклонна в отношении романа, но весьма прохладно отнеслась к сказкам. Сам Андерсен отмечал: «“Литературный ежемесячник” так никог- Мировая литература / А.В. Коровин 53 да и не удосужился хотя бы упомянуть о моих сказках, а “Даннора”, весьма в то время распространенный литературно-критический журнал, советовал мне не тратить времени на сочинительство сказок. Меня упрекали в отсту- плении от обычных форм этого жанра и рекомендовали мне, прежде чем писать, изучить известные образцы» [26, c. 183]. Сам писатель, возлагавший большие надежды на свой первый роман, однозначно воспринимал себя как состоявшегося романиста. В письме Х. Вульф от 16 марта 1835 г. он сооб- щает: «…Эрстед сказал, что если “Импровизатор” сделает меня известным, то сказки меня обессмертят, они самое совершенное из того, что я написал, но я так не думаю…» [29]. Исследуя роман Андерсена, нельзя не апеллировать к сказкам и исто- риям, где поднимаются и решаются схожие проблемы. К.Ф. Тиандер отме- чал: «К роману воспитания примыкают, несомненно, рассказы для детского возраста Андерсена, которые принято называть кратко сказками, но кото- рые иногда разрастаются до целых романов, как, например, “Оле-Лукойе” (Ole Lukøje) или “Галоши счастья” (Lykkens Kalosker)» [11, c. 238]. А в 1850– 1870 гг. появляется ряд произведений («Под ивою» (Under Piletræet), «Иб и Кристиночка» (Ib og Lille Christine), «На дюнах» (En Historie fra Klitterne), «Сын привратника» (Portnerens Søn), «Предки птичницы Греты» (Hønse- Grethes Familie) и др.), которые по охвату описываемых событий вполне могут претендовать на отнесение их к разряду романов, Л.Ю. Брауде на- зывает их «своего рода мини-романы» [2, c. 457]. В этих поздних историях Андерсена наблюдается принцип изображения действительности, сходный с тем, что прослеживается в его романах: обращаясь к описанию настояще- го, датский писатель тяготеет к созданию образа своего современника, в чем очевидно усматривается влияние реализма, становящегося все более популярным в Европе, но его герои во многом наделены качествами роман- тической исключительной личности. Именно романы писателя, черты которых в некотором отношении свидетельствуют о реалистических тенденциях в его творчестве, породи- ли дискуссию, связанною со спецификой творческого метода Андерсена. Его романам присущ тип героя, обладающий специфической самоиденти- фикацией, особое место занимают герои-творцы, чьи образы восходят к романтизму с его абсолютизацией творческого начала. Но эти персонажи помещены в реальный мир, изображенный во всех своих противоречиях, Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 54 что становится также важной частью поэтики произведения. Крупнейшие датские литературоведы П.В. Рубов и Х. Топсё-Йенсен отмечали: «Андерсен разрушает свой сложившийся облик как романтика. Лишь только отвернув- шись от прошлого, он уже увлекся будущим, восхищаясь той сказочной ре- альностью, которая давала себя знать и в музыке Вагнера, и в техническом прогрессе. Новая постановка вопроса давала новые импульсы: наравне с чувствами и поэзией у Андерсена появляется идея «познания» — он про- возглашает великую Правду, в коей заключена поэзия» [21, s. 18]. Й. де Мю- лиус видит в романах Андерсена черты именно реалистического способа отражения действительности, что проявляется прежде всего в стремлении достоверно изобразить именно современность [19]. Кстати, русская крити- ка с самого начала отмечала неоднозначность творческого метода Андерсе- на: «Андерсен олицетворял собой переход от романтического к более есте- ственному идеализму» [13, c. 117], — писала М. Цебрикова. Но все-таки большинство исследователей причисляют Андер- сена исключительно к романтическому направлению (Н. Кофоед [18], Э. Бредсдорф [15], О. Фриис [16]), справедливо оценивая его вклад в раз- витие национального романтизма, а его творчество как вобравшее в себя все тенденции, наблюдавшиеся в европейской романтической литерату- ре. Представляется, что, несмотря на очевидное тяготение к реалистиче- ским приемам в изображении действительности и социальную подоплеку конфликта, в своих романах и историях Андерсен остается в рамках ро- мантизма, где проблема взаимоотношения личности и общества, их стол- кновения и борьбы решается в соответствующем ключе. Романтический пафос особенно ощутим в романах, посвященных проблеме творчества и таланта. Даже там, где в финале герой умирает, он одерживает моральную победу, сохранив себя, не изменив своему предназначению как творца, по- ражением в этом случае была бы утрата собственного «я», что стало бы возможным, если бы герой отказался от творчества. Подобное восприятие искусства как непременного условия человеческого существования свиде- тельствует об очевидном тяготении датского писателя к основополагаю- щим идеям романтизма. О. Йоргенсен писал о специфике героев-творцов Андерсена: «Художник, гений отличается от обыкновенных людей тем, что он сознательно стремится к источнику божественной силы, который находится в природе и человеческой жизни. Логическим завершением Мировая литература / А.В. Коровин 55 этого предстает романтическая философия как философия самоиденти- фикации» [17, p. 227]. Сам Андерсен неоднократно подчеркивал свою творческую близость к романтикам. Огромное влияние на него оказал А.Г. Эленшлегер, сделав- ший романтизм достоянием датской литературы, — начинающий писатель воспринял через его творчество эстетику немецкого романтизма. Роман- тическая литература захватила Андерсена сразу: «Вообще я могу назвать только трех писателей, произведениями которых настолько увлекался в юности, что они стали для меня плотью от плоти и кровью от крови: Вальте- ра Скотта, Гофмана и Гейне» [26, c. 86], — писал он. А именно Скотт и Гофман были теми писателями, которые оказали самое существенное влияние на развитие датской романистики: на них ориентировался и Б.С. Ингеманн, они стали близки и для Андерсена. У В. Скотта он учился мастерству рома- ниста, а к гофмановским образам восходят андерсеновские герои-творцы, совершающие осознанный выбор в пользу искусства, даже если платой за это становится сама жизнь. Так прослеживается очевидная параллель меж- ду судьбами героя романа «Счастливчик Пер» и гофмановской Антонии из «Серапионовых братьев». В андерсеновском романе, изначально задуманном как повествова- ние о современности, поднимается проблема отношений мира и неорди- нарной личности, стремящейся сохранить собственное «я» и найти себя в искусстве. Андерсен очень внимательно относится к воспроизведению мест- ного колорита, жизни и быта, а также природы, но он стремится изобра- зить современную действительность непредвзято и объективно, воссоздать непосредственную реальность, что, как говорилось выше, по мнению ряда критиков, свидетельствует о тяготении автора к реализму. Так, Э. Нильсен отмечал: «Он не поддерживает романтическую манеру изображения време- ни, он следует реалистической традиции отражения истории» [20, s. 106]. Создавая реалистический (исторически достоверный и социально детерми- нированный) образ современности, Андерсен остается романтиком в сво- ем понимании исторического процесса: именно творцу — человеку искус- ства — принадлежит главная роль на пути в будущее, на пути к прогрессу. Подобные личности писатель находит не только среди великих людей, но и среди простых, одухотворенных свыше, которые зачастую становятся под- линными героями и в его сказках, и в романах. Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 56 В целом произведениям Андерсена присущ особенный герой, совме- щающий в себе черты близкие фольклорному архетипу — честному челове- ку, воплощающему представления о справедливости, и одаренной лично- сти, имеющей возвышенную душу. Г. Брандес писал о том, что в датской литературе первой половины XIX в. доминируют два типа героя: Аладдин из одноименной пьесы А.Г. Эленшлегера и фратер Таситурн из трактата «Стадии жизненного пути» С. Киркегора. Первый является исходным пунктом, а второй — заключительным. Они отражают идеальную личность своего времени, выражают душевное состояние целого века. Такие образы, как Аладдин, коренятся в народном характере, а фратер Таситурн — вари- ант героя «фаустовского типа», происходит от байронических образов [14, s. 103]. Первый из этих типов сродни сказочным героям — обладателям луч- ших моральных качеств, наделенных детской непосредственностью, таким является Антонио из «Импровизатора» или герой романа «Пер Счастлив- чик». В романе «Всего лишь скрипач» Кристиан больше соответствует вто- рому типу — он человек мечущийся, находящийся в вечном поиске, а пото- му лишенный личного счастья. Но при всех различиях данные персонажи объединены одним — они являются творцами, а для Андерсена главным в человеке является созидательное, духовное начало, то, что заложено в нем самим Богом. Именно через рассказ об их жизни, через изображение их «я» можно осознать саму суть бытия. Таким образом, для автора обращение к изображению героев-творцов становится средством собственной самои- дентификации, постижения собственного «я». Уже в зрелые годы Андерсен обращается к проблеме творца и таланта в истории «Психея» (Psychen, 1862), где действие разворачивается в Италии в эпоху Возрождения. Очевидно, что наблюдается перекличка с романом «Импровизатор», написанным почти тридцать лет назад, где Андерсен уже ставил перед собой задачу определить, что есть истинный талант: «Взрос- лым я много размышлял о поэзии, об удивительном даре богов. Она пред- ставлялась мне богатой рудою в горе; образование и воспитание — вот рудо- копы, которые очищают ее; попадаются, впрочем, в горах и чисто золотые самородки: это — лирические импровизации природного поэта. Но, кроме золотых и серебряных руд, есть так же свинцовые и другие менее ценные, которыми тоже не следует пренебрегать, благодаря искусной обработке и полировке и простые металлы могут приобретать вид и блеск настоящего Мировая литература / А.В. Коровин 57 золота и серебра. Я поэтому делю всех поэтов на золотых, серебряных, мед- ных и железных. Но есть еще целая толпа мастеров, занимающихся разра- боткой простых глиняных пластов; это не поэты, которым, однако, очень хочется попасть в сонм поэтов» [22, c. 46]. Главному герою романа — Ан- тонио — повезло: его заметили, оценили и помогли, дорога к счастью ему была открыта. Тогда Андерсен считал, что талант надо поддерживать и обе- регать, в том числе и потому, что в своей жизни он очень многим был обязан людям, которые оказали ему помощь в годы становления его как писателя. Неизвестно, как бы сложилась его судьба, не получи он такой поддержки. Но уже в сказке «Гадкий утенок» (Den Grimme Ælling, 1844) по су- ществу утверждается обратное: лебедь остается лебедем и на птичьем дво- ре. Эта сказка не связана напрямую с темой творчества и таланта, чему по- священы многие другие сочинения Андерсена, но именно в ней Г. Брандес усмотрел автобиографическую основу [14, s. 112], что верно лишь отчасти, поскольку в ней скорее доминирует сатирическая направленность, стрем- ление высмеять косность сословного общества, проходящее красной нитью через все творчество писателя. После выхода «Импровизатора» в нем также усмотрели определенное сходство между героем и автором, что Андерсену самому приходилось опровергать: «Нет, не прав был наш датский критик, безапелляционно назвавший меня неблагодарным человеком, обнаружив- шим своим романом большой недостаток признательности по отношению к свои благодетелям! Я, дескать, сам был тем бедным Антонио, что стонет под тяжестью сыпящихся на него благодеяний, которые он просто-напро- сто вынужден принимать» [26, c. 180]. В обоих случаях Андерсена больше интересуют пути становления личности — это два варианта развития, когда внутренние силы, изначально заложенные в герое, находят себе выход без посторонней помощи, а иногда и вопреки обстоятельствам, и когда талант удается развить и сберечь только благодаря поддержке окружающих. Андерсен задается вопросом: как сохранить талант, как не утратить то, что составляет основу личности? В истории «Психея» писатель отвечает на вопрос о ценности таланта. Герой — молодой художник — ищет себя в ис- кусстве, но, разочаровавшись в любви, уходит в монастырь. «Ты согрешил против Бога, отбросив его дар, загубил свой талант» [27, c. 414], — говорит его друг Анджело, ибо истинно только искусство, оно переживет века, пото- му что освящено самим Творцом. Талант как подлинное богатство, как дар Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 58 Господа должен быть оберегаем. «Бренная оболочка его распалась в прах, как и должно, но результат его стремлений, воплощение таившейся в нем искры божьей — Психея — осталась!.. И она никогда не умрет, она пережи- вет самую память о своем творце, будет служить здесь, на земле, пробле- ском его бессмертной души!» [26, c. 417]. Не случайно единственным сохра- нившимся творением героя истории является именно Психея (по-гречески: ψυχή — душа). Она становится символом вечности, воплощенной в искус- стве, поскольку душа бессмертна. Андерсену замечательно удается передать колорит эпохи, напоенный духом всеобщего поклонения искусству, вечно юному, жизнерадостному и прекрасному. Психея — воплощение всего это- го. Художник, ставший монахом, отказавшийся от своего призвания во имя того, чтобы служить Богу, на самом деле не приблизился к нему, а отдалился, потому что отверг его дар, погиб, превратился в ничто. Символично, что у него даже нет имени — это безымянный человек, презревший великий дар, трансцендентальным воплощением которого и являлась Психея. В данном случае творец сознательно делает выбор, практически отказавшись от себя, от собственного «я», что однозначно заслуживает осуждения. Романтические взгляды Андерсена на творца и его место в мире наи- более отчетливо проявились в романе «Всего лишь скрипач», посвящен- ном судьбе талантливого бедняка Кристиана (здесь очевидно стремление Андерсена подчеркнуть близость автора и героя). Именно в этом произве- дении впервые современная датская действительность была представлена во всей ее конкретности, а повествование было насыщено изображением реалий повседневности, но оно оставалось романтическим по своей сути, поскольку центральное место отводилось трагической истории героя, сне- даемого тоской по иррациональному идеалу. Любовь, творчество, счастье так и остаются мечтами, которыми живет Кристиан, так и не раскрывший своих дарований. Андерсен ставит один из главных вопросов: кто виноват в том, что талант оказался похороненным, а герой так и не смог приблизиться к счастью? В чем причина такой несправедливости: злосчастье, обществен- ная несправедливость или причины коренятся в самом характере персона- жа? У датского писателя нет однозначного ответа на эти вопросы, которыми он задается на протяжении всей жизни. В романе «Всего лишь скрипач» Кристиан также оказывается в ситуации выбора: между любовью и призванием, но он не способен соМировая литература / А.В. Коровин 59 единить одно с другим. Любовь оказывается для него не созидательным, жизнеутверждающим чувством, а разрушительным, губительным, как и для безыменного художника в «Психее». Фактически он антагонист поэ- та Антонио, который обретает счастье в любви, и антагонист певца Пера, обретшего счастье в искусстве. Позволив безнадежной и слепой любви к Наоми довлеть над своей жизнью, Кристиан теряет себя и в искусстве. Он принимает на веру слова одного из персонажей — графа — о том, что та- лант всегда пробьет себе дорогу: «Ну, если у тебя есть талант, а я думаю, что есть, то рано или поздно он пробьет себе дорогу. Не горюй, что ты беден. Бедное детство было у большинства великих артистов. Но и не возгордись, ежели паче чаяния когда-нибудь возвысишься до них. Если тысячи людей будут аплодировать тебе, у тебя может закружиться голова. И еще, — доба- вил граф уже более серьезно, — бедняку, чтобы возвыситься, нужен очень большой талант, и очень многому приходится учиться!» [24, c. 140–141]. Кристиан, уверовав в свой талант, отдается грезам о любви, забыв о том, что надо трудиться, завоевывая этот мир. Андерсен, сочувствуя своему ге- рою, все-таки в большей мере осуждает его, поскольку он не нашел в себе сил противостоять неудачам, проявить свое «я» и добиться признания. И ошибкой было бы принимать за авторскую точку зрения слова доброй души Люции, которая объясняет неудачи Кристиана тем, что он не нашел себе покровителей, а потому его талант так и не раскрылся: «Но в этом мире для человека важнее не то, что его окружает, а то, что у него внутри, — воз- разила Люция. — Для Кристиана не в этом было счастье. Он мечтал стать знаменитым, объездить весь мир, но не нашлось никого, кто бы помог ему, а без посторонней помощи это невозможно. Быть сельским музыкантом — не то, к чему он стремился» [24, c. 336–337]. Андерсен в трех своих романах дает три варианта одной истории: одаренная личность может обрести личное счастье (Антонио), погибнуть (Кристиан) и найти себя в искусстве (Пер). Последнее произведение в наи- большей мере биографично, поскольку Андерсен писал его, уже полностью реализовав себя именно как творца и снискав мировую славу. В этих ро- манах наблюдается стремление представить варианты жизненного пути одаренной личности. Писатель не склонен к созданию последовательной философии творчества, стройной концепции таланта, он в своих произве- дениях рассказывает разные истории о творцах и превратностях их судеб. Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 60 Автобиографический элемент если и присутствует, то носит специфический «вероятный» характер: «при определенных обстоятельствах так могло слу- читься и со мной», — как бы говорит нам автор. Подобный подход впол- не соответствует романтической поэтике, чуждой однозначности и схема- тичности. Датский писатель К. Хаук в своей статье, посвященной романам Андерсена, отмечал: «В романах “Импровизатор”, “О.Т.” и “Всего лишь скрипач” Андерсен рисует отнюдь не только одного себя, но также и ту зна- менательную борьбу, на которую обречены многие и которую он хорошо знает на собственном опыте. Описания его поэтому не принадлежат миру иллюзий, а дышат самою жизнью, самою правдой и в качестве таковых со- храняют за собой глубокое и прочное значение» [26, c. 188]. Сила андерсеновского таланта проявляется и в том, что он не стре- мится предъявить читателю последовательную и продуманную философ- скую или идейную систему, он предлагает разные взгляды на действитель- ность, не опровергая и не утверждая их, а преломляя их чрез жизненные ситуации, которые он воспроизводит в своих текстах. Это было понято да- леко не всеми, так, датский исследователь Б. Грёнбек пишет о романе «Все- го лишь скрипач»: «Один из главных недостатков романа — наивная фило- софия гения: чтобы не погибнуть, ему нужна хвала и поощрение» [3, c. 129]. Совершенно очевидно, что отождествлять точку зрения одной из героинь (Люции) с точкой зрения писателя дело далеко не благодарное. Андерсен не встает на сторону ни Люции, ни графа, ни самого героя — он лишь предла- гает посмотреть на человеческую жизнь с разных сторон, и тогда каждый из персонажей оказывается прав, потому что смотрит на мир по-своему. Самым ожесточенным критиком романа «Всего лишь скрипач» был Сёрен Киркегор, который в своем первом опубликованном трактате «Из записок еще живущего человека» (Af en endnu Levendes Papirer, 1838) отказывает герою Андерсена в какой-либо гениальности, а считает его про- сто плаксой. Фактически Киркегору близки слова графа, что гений пробьет себе дорогу, но, собственно, сам Андерсен и не опровергает этого утвержде- ния, он как раз демонстрирует неспособность своего героя добиться успеха и исследует причины этого: тут, конечно, немалую роль играет социальный фактор, житейские неурядицы, невезение, но главным становится отсут- ствие у персонажа воли к победе, целеустремленности (что, вне всякого со- мнения, было присуще самому Андерсену, если вспомнить его биографию). Мировая литература / А.В. Коровин 61 Кристиан поддается мечтам о любви, но это не реальное чувство, а лишь су- ществующее в его воображении, поскольку он любит Наоми не такой, какая она есть, а ту девочку, которую он помнил в детстве. Эта эфемерная любовь не дает развиться его таланту, губит его, хотя сам Кристиан воображает себя гением, в чем и заключается его трагедия. Б.А. Ерхов удачно подметил: «Он — не романтический герой, подобный Антонио из “Импровизатора”, а всего лишь только обыкновенный талант, не гений. Он не может и не спо- собен перешагнуть за рамки скромной порядочности, к чему не раз призы- вает его Наоми» [5, с. 130]. В истории 1853 г. «Под ивой» (Under Piletræet) существует прямая сюжетная параллель с романом «Всего лишь скрипач», но герой Кнуд уми- рает не в силу собственной неспособности противостоять действительно- сти, а в силу трагических, роковых обстоятельств: замерзает ночью, заснув под деревом. Его, как и Кристиана, несчастная любовь лишает жизненных сил. В этой истории все однозначно, а в романе Андерсен очень умело игра- ет с читателем, не позволяя до конца постичь, в чем же заключается автор- ская позиция, кто из персонажей является рупором его идей. К сожалению, Киркегор, не поняв этого, не смог по достоинству оценить роман, упрекая Андерсена именно в отсутствии стройной концепции и продуманной фи- лософии. Последний, правда, парировал с присущим ему юмором в сво- ей автобиографии «Сказка моей жизни» (Mit Livs Eventyr, 1855), отмечая: «Критическая статья Киркегора разрослась в целую книгу — кажется, пер- вую изданную им. Для чтения она тяжеловата, смахивала по стилю на фи- лософский трактат Гегеля, и многие говорили в шутку, что только Киркегор и Андерсен и прочли ее до конца. Называлась эта книга “Из записок еще живущего человека”. Из нее я узнал, что я вовсе не поэт, а всего лишь поэ- тическая фигура, соскочившая со своего настоящего места в каком-нибудь поэтическом произведении, и что тому или иному будущему поэту предсто- ит водворить меня на место или поместить меня в свое собственное произ- ведение, создать для меня подходящую обстановку» [26, c. 186]. Андерсен был раздосадован подобным отзывом, но в некотором отношении Киркегор оказался прав: Андерсен в конечном итоге все-таки превратился в поэтиче- скую фигуру, героя произведений, посвященных его личности. Проблема большинства художественных биографий, фильмов и пьес в том, что герои писателя заслоняют зачастую его личность, хотя Андерсен все время дис- Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 62 танцировался от своих персонажей, которые иллюстрировали варианты возможного жизненного пути творца. Он все время примеряет на себя эти вероятные судьбы, а не наделяет героев своей — это специфический био- графизм «наоборот»: Андерсен мог быть каждым из своих персонажей, чьи жизни он проживает, создавая текст, но остается собой, не теряя собствен- ного «я», на что и указывает критикам. Андерсен романтически понимает гениальность, считая ее врожден- ным качеством, неотъемлемой частью личности, что проявляется еще в детстве, поэтому в его романах большая часть текста посвящена детству и юности героев — этот этап он считает наиболее важным для осознания себя как творца. Так, в романе «Счастливчик Пер» в основном рассказывается именно о детстве героя. В романах перед нами предстают вымышленные персонажи, чьи истории Андерсен предлагает читателю как различные ва- рианты того, что может произойти с талантом в этом мире, а вот в историях «Ребячья болтовня» (Børnesnak) и «Два брата» (To Brødre, 1859) он обра- щается и к реальным личностям: Бертелю Торвальдсену и братьям Эрсте- дам. Повествовательное начало в этих историях подчинено определенным целям: противопоставить великого человека остальному миру. В истории «Ребячья болтовня» существуют как бы два пространства: пространство вечности, которому принадлежит великий человек, и пространство време- ни преходящего, приземленной реальности, как правило, нелепой и смеш- ной, олицетворением которой становится камер-юнкерская дочка, не жела- ющая признать, что из тех, чьи фамилии кончаются на «сен», выйдет что-то путное. В истории «Два брата» бытовой, обычный мир противостоит миру духа, миру трансцендентальному, откуда берет свои истоки гениальность. Оба мальчика — братья Эрстеды, способны проникнуть в этот мир. «“Летим со мною!” — звучало в сердце мальчика, и могучий гений человечества унес его в бесконечное пространство, где вращаются связанные между собой световыми лучами планеты» [25, c. 179]. В вымышленном мире романов у Андерсена, конечно, нет и не может быть такой оппозиции: реальность во всей своей полноте довлеет над героями, поскольку обстоятельства их жизненного пути разворачиваются на глазах у читателя. В обеих истори- ях априорно подразумевается, что читатель понимает, о ком идет речь, — о прославленных личностях, национальных гениях, в романах же читатель просто следит за судьбой героев, наделенных талантом. Мировая литература / А.В. Коровин 63 Последний совсем небольшой роман Андерсена «Счастливчик Пер» как раз является иллюстрацией тезиса о том, что талант всегда пробьет себе дорогу, высказанного графом в романе «Всего лишь скрипач». Мальчик из бедной семьи, благодаря природному таланту, невероятному трудолюбию и целеустремленности, добивается вершин славы. Ставший признанным пев- цом Пер умирает на сцене в момент своего триумфа. Он добился всего сам, но осознание своей миссии, понимание обладания особым даром происхо- дит еще в детстве. Бабушка Пера первой ощутила его необычность: «Голуб- чик мой пробьет себе дорожку в свет! — говаривала бабушка. — Он ведь родился с золотым яблочком в руке!» [23, c. 252]. Постепенно это понимают и родители, и сам герой. В его жизни все складывается наилучшим обра- зом: он попадает в театр, получает образование и блещет на сцене. К это- му роману примыкают и две предшествовавшие ему истории Андерсена: «Сын привратника» (Portnerens Søn, 1866) и «Золотой мальчик» (Guldskat, 1865), являющиеся даже более сложными по своей композиции и содержа- нию, чем роман, где проводится одна мысль: «талант пробьет себе дорогу». Представляется, что в финале своего творческого пути Андерсен все-таки именно таким образом разрешил проблему взаимоотношения таланта и мира, тем самым согласившись с Киркегором. Обращаясь к жанру романа, претендующего на изображение широ- кой панорамы действительности, Андерсен стремится осмыслить механиз- мы жизни в целом и судьбу отдельной человеческой личности в частности. Сюжет всех шести произведений строится в соответствии с традиционным романтическим конфликтом: противостояние героя и враждебной ему дей- ствительности, а потому действительность преломляется через индивиду- альность, отдельное «я». Тексты датского писателя соответствуют роман- ному принципу, который верно отметил Н.Т. Рымарь: «…действительность должна войти в роман в ее богатстве, кажущейся бессвязности и пестроте и быть упорядочена и переработана по мере целостности человеческого бы- тия, т. е. предстать в своей внутренней человеческой связи как поэтическое единство и ценность» [9, c. 31]. Роман Андерсена воспроизводит жизнь во всей ее прозаичности, но поэтичен по своей сути, поскольку повествует о пути творца, пытающегося сохранить себя и не утратить искру Божью, во- площенную в таланте. Й. де Мюлиус отмечает: «Для Андерсена было суще- ственно, чтобы внимание к действительности было уравновешено поэти- Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 64 ческим воображением. Записывая в начале программы, представленной в “О.Т.”: “Наш рассказ — это вовсе не воображаемые картины, а сама действи- тельность, в которой мы живем”, Андерсен не хотел приуменьшить важ- ность воображения. Он, конечно, имел в виду картину жизни, укорененную в действительности, но свет поэзии будет сиять с вершины дерева» [8, c. 12]. В 1846 г. на пути в Италию Андерсен останавливался в Дрездене, там, будучи в гостях у своих друзей, он познакомился с придворным врачом док- тором Г.Г. Карусом, который написал в альбом Андерсену следующие стро- ки: «Удивительнейшая сказка — это сама человеческая жизнь» [28, s. 131]. Эти слова весьма точно отражают саму суть творчества писателя, который всегда рассматривал бытие через призму ценности отдельной человеческой личности. Андерсен, как и другие датские писатели, далек от стремле- ния изобразить своих героев в их столкновении с социальной средой, а потому в его романах нет заостренных общественных противоречий, изображение которых было характерно для современного ему европейского реалистического романа. Андерсен не вскрывает общественные пороки, а рассказывает о несчастной человеческой судьбе или уникальной личности, поскольку никакие социальные непорядки не могут быть важнее человека. Во многом это обусловлено и тем, что общественное мнение в Дании было далеко от того, чтобы встать на путь обличения несправедливого миропо- рядка: «Было бы странно поэтому встретить там горькие протесты против власти, которая сейчас в Дании, эти протесты не имели бы значения, да и могут существовать как следствие без причины» [1, c. 138], — писал совре- менник Андерсена Ф. Берг. Социально детерминированная личность мало занимает писателя, поэтому для него в большей мере характерен интерес к отдельной судьбе. Современная эпоха раскрывается через человека — чело- век через эпоху, история как бы преломляется сквозь призму «я» героя, де- монстрируя самую свою суть: история — это путь, по которому идет челове- чество и каждый отдельный человек, он труден, порой трагичен, но это путь восхождения человечества, поскольку по нему идут и созидатели, творцы, люди сопричастные идеальному миру. Вступая во взаимодействие с действительностью в романах Андерсе- на, мир духовный, связанный со сферой искусства, становится столь есте- ственным именно благодаря безыскусности мировоззрения писателя, так, в Мировая литература / А.В. Коровин 65 романе «Импровизатор» есть такие строки: «...действительность, ведь, во- обще тесно граничит со сверхъестественным, духовным миром, и наш соб- ственный земной мир со всеми явлениями, начиная с произрастания семени цветка и кончая проявлениями нашей бессмертной души, лишь ряд чудес. Один человек не хочет признать этого!» [22, c. 250]. В них содержится жиз- ненная философия героя и самого автора, когда одним из чудес мироздания признается талант — ярчайшее свидетельство тому, что духовный мир при- сутствует в нашей повседневной реальности. Центральной тут оказывает- ся мысль об органической взаимосвязи всего сущего. Отношения любви, дружбы, взаимопонимания охватывают весь мир. Для Андерсена-роман- тика жизнь заключает в себе и все многообразие действительности, и то, что находится за ее пределами. Мир един и бесконечен, писатель пытается охватить его во всей гармоничности. Погрузив читателя в пучину индиви- дуальных переживаний, писатель заставляет жить его только жизнью серд- ца, через призму которого и воспринимается действительность. Г. Брандес писал: «Наиболее характерная черта мировоззрения Андерсена — ставить превыше всего сердце, что очень по-датски» [14, s. 116–117]. Андерсен отказывается от условной формы раннеромантического романа и помещает своих героев в реальный мир, но рамки этого мира расширены за счет мира духовного, мира, не видимого человеку, но ощу- щаемого самим автором. Идеальное, связанное с искусством и творче- ством, здесь — это часть того особого мироощущения автора, которое он привносит в свои романы. Создается модель некого универсума, с заранее определенными, но и понятными читателю взаимосвязями, потому что читатель как бы вовлекается в орбиту авторских ассоциаций. Писатель, сближая идеальное с действительностью, демонстрирует глубинный син- кретизм всех происходящих событий. В центре пересечения этих про- странств оказывается творческая личность, ощущающая свою причаст- ность и тому и другому миру. Неразрывность внутреннего двухмерного пространства произведе- ния — одна из основных особенностей поэтики Андерсена в целом — это на- ходит свое отражение и в романах, и в сказках и историях. Писатель всегда придерживался системы романтического двоемирия, но это двоемирие не всегда одинаково. В сказках двоемирие упрощенное: сказочный герой, об- ладающий чертами реального человека, но лишенный индивидуальности, Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 66 оказывается способным действовать в необычных обстоятельствах, но сам не оценивает их как необычные, потому что он не связан пределами мира реальной действительности. В романах, а затем в историях возникает план символический, связанный с миром искусства. Символ становится одним из основных структурообразующих элементов произведения, да и сам образ героя, наделенного талантом, обретает символическую функцию, функцию посредника между миром идеальным и реальностью. В силу этого данный образ не может быть статичным, герой обязательно проходит этапы своего становления. Можно согласиться со словами И.В. Карташовой: «…в романе показано постепенное духовное созревание героя, исходящее из глубин его внутреннего мира и являющееся результатом его романтического мировос- приятия, происходит становление человека и поэта. Как и другие романти- ки, главенствующую роль в формировании творческой личности Андерсен отводит воображению…» [6, c. 63]. В каждом из героев, счастливом и несчастном, живет сам писатель — это не просто единение автора и персонажа, это единство жизненной фи- лософии, которая и создает ощущение всеохватности, универсальности внутреннего мира произведения. Очевидно, что образы большинства геро- ев — поэтов и музыкантов — несут в той или иной мере автобиографические черты, поэтому Андерсен наделяет их тонкой душой и чувствительностью, которые были свойственны ему самому, а потому стремится наиболее полно и достоверно передать внутреннюю жизнь героя. На тесную связь личности автора и образа героя в романе «Импровизатор» указывает Е.Ю. Сапры- кина: «Антонио — тонкая ранимая натура, наделенная поэтическим талан- том, он мечтатель, полный надежд, наивный, глубоко верующий и душевно стойкий, каким был и Андерсен» [10, c. 42]. В романах Андерсена очевидно наблюдаются приемы создания пси- хологизма, но здесь психологизм особого рода, когда автор не ставит перед собой задачу создать психологически выверенный портрет индивидуума, а воспроизводит некую обобщенную психологию, психологию творца в це- лом, в котором узнаваемо авторское «я». Его герои живут в обычном мире, но воплощают некий отвлеченный романтический образ — художника, воссоздающего бытие. Главный объект повествования — человек, такой же, как и миллионы других, и вместе с тем человек уникальный, поскольку он сопричастен миру искусства, миру неподвластному времени, универсально- Мировая литература / А.В. Коровин 67 му и вечному. Без детальных психологических описаний создается необы- чайно правдивый образ, столь характерный для андерсеновской поэтики. Андерсен по существу создал целый универсум, который в то же вре- мя был и миром самого писателя, тут нет и толики отстраненности автора от его произведения. Он, создавая свой литературный мир, не мог не отож- дествлять его с самим собой, с собственным «я», поэтому он и представлял- ся ему реальным, порой гораздо более обыденным, чем сама жизнь. Этот художественный мир находится в особых отношениях с миром обычным. Он живет по своим собственным законам, где главным становится пробле- ма взаимоотношений творца и действительности. Андерсен стремится воссоздать современную и знакомую ему действи- тельность с максимальным правдоподобием, а не сформировать гармонич- ное представление о ней, что в конечном итоге вредит художественной прав- де, так как реальность предстает в его романах в весьма хаотическом виде. В романе писателю важно было показать героя во всем многообразии его отношений с действительностью, выявить суть этих отношений — не детали, а сам ход событий, их взаимообусловленность. Все это придает его романам определенный динамизм и единство, при этом эпизод, фрагмент становится главной структурной единицей. Композиция романов Андерсена, за исклю- чением «Пера Счастливчика», не отличается строгостью, поступательное развитие сюжета часто нарушается авторскими рассуждениями и простран- ными описаниями, детальными картинами природы, жизни и быта, которые являются необходимыми средствами воссоздания местного колорита. Современность у Андерсена обретает свое единство, не рассыпается на единичные явления и вещи, не становится абстрактным конгломератом, только в силу того, что она изображена в контексте ее отношений с про- шлым, настоящим и будущим — действительностью и вечностью, которая воплощена в искусстве. Эти два пространства сосуществуют, но отделены друг от друга. Ю.М. Лотман отмечал: «...важнейшим топонимическим при- знаком пространства делается граница. Граница делит все пространство текста на два взаимно не пересекающихся пространства» [7, c. 278]. На этой границе и находится творческая личность, живущая во времени и устрем- ленная в бесконечность. Само время теряет в художественном мире Андерсена свое главное свойство — непрерывность, присущее ему в реальности. Оно превращает- Studia Litterarum /2021 том 6, № 2 68 ся в поток мгновений, в отдельности лишенных полноты, становится ра- зорванным, дисгармоничным, воплощающим вечное трагическое противо- поставление искусства и действительности. «В поэтическом повествовании время не организовано в процесс, отдельные его моменты не увязаны меж- ду собой, не организуют последовательности, и жизнь представляется в виде разрозненных событий, не согласованных между собой во времени» [4, c. 189], — писал А.Я. Гуревич. Фрагмент оказывается осколком универ- сальной картины мира, предполагающей наличие многих других фрагмен- тов, дополняющих, усложняющих, обогащающих эту картину. Внутренний художественный мир расширяется и размыкается за счет взаимодействия двух противопоставленных пространственно-временных систем: мира дей- ствительности и мира искусства, связанного с миром идеального, что стано- вится возможным благодаря присутствию в реальности творца — личности, духовно принадлежащей идеальному миру. Пространство, обретающее антитезу реальное — идеальное, служит цели универсального единения в некой точке, которая и означает достиже- ние абсолюта героем — иногда это обретение счастья, а иногда — смерть. Две противопоставленные системы координат накладываются друг на дру- га, создавая новый, специфический мир, где все противоречия действи- тельности, времени реального, разрешаются, гармония восстанавливается, художественный мир произведения предстает во всей полноте и закончен- ности. По словам Ф.П. Федорова, конструктивным признаком подобного типа пространства «является судьба...» [12, c. 289]. Мотив судьбы и траги- ческого предопределения пронизывает все творчество Андерсена, а в ро- мане сама судьба становится по существу структурообразующим фактором. Она проявляется в разных формах, но в конечном итоге определяет исход разворачивающихся в произведении событий. Именно «ощущение» судь- бы присуще андерсеновским героям-творцам: они осознают свою миссию, страдают, надеются, борются, тем самым обретая себя. У Андерсена отсутствует четкая концепция в понимании соотноше- ния в судьбе человека предопределенности и воли самого индивидуума. С одной стороны, божественный промысел, заданность жизни, а с дру- гой — романтические представления о свободе личности. Подобная эклек- тичность взглядов писателя базируется, прежде всего, на представлении о добре как основе бытия. Личность должна стремиться к добру, несмотря Мировая литература / А.В. Коровин 69 на все испытания, которые посылает судьба, за это она получит в награду вечное блаженство. В центре слома хронотопа у Андерсена всегда стоит человек — это некая точка, где время и пространство сжимаются, но вслед за этим разво- рачиваются из нее, но уже в системе иных координат, нежели те, что при- сутствуют в непосредственной реальности, потому что герой оказывается в фокусе пересечения реального мира и мира идей, мира искусства. Андерсен преднамеренно подчеркивает вневременной характер своих героев-творцов, чьи образы лежат вне плоскости конкретного исто- рического времени. Традиционная романтическая оппозиция «вечно- сти — фрагмента» реализуется в романах Андерсена таким образом, что на- стоящее оказывается связанным с фрагментом, а искусство — с вечностью. Фрагменты произвольно монтируются на шкале времени и пространства, что зачастую воспринимается как свидетельство «рыхлости» композиции романов датского писателя, но эти отдельные картины и зарисовки обрета- ют определенное единство, если их рассматривать через призму оппозиции «вечности и фрагмента». В своих романах Андерсен, несмотря на роман- тический антураж и невероятную цепь благоприятных и неблагоприятных для героев жизненных обстоятельств, в большей мере склонен к реалисти- ческому изображению действительности, что было сказано выше, но значи- тельную роль играет представление о наличии мира идеального, связанно- го с искусством и вечными истинами, что находит свое воплощение в судьбе героя — творца. Писатель, используя ряд романических приемов, создает мифологизированный мир, где пространство мира искусства не менее важ- но, чем реальность. Андерсен, так и не выработав стройной системы взглядов на твор- чество и суть таланта, стал гениальным интерпретатором самой жизни, су- мевшим привнести в свои произведения не образ этой жизни, а по существу саму жизнь во всем ее многообразии, поскольку ее правда раскрывается через постижение себя каждым героем, что возможно только через пони- мание сущности искусства, приходящее одновременно с постижением соб- ственного «я». Каждый из героев обладает необходимой степенью индиви- дуальности, но при этом несет на себе отпечаток личности автора, также сопричастного миру искусства и становящегося связующим звеном между идеальным и реальным, что отчетливо осознается самим Андерсеном.

References


1 Berg, F. “Neskol’ko slov o novoi datskoi poeezii” [“A Few Words on Modern Danish Poetry”]. Poety vsekh veremen i narodov [Poets of All Times and Nations]. Мoscow, Izdanie Kostomarova i Berga Publ., 1862, pp. 157–166. (In Russ.)

2 Braude, L.Iu. “Hans Kristian Andersen i ego sborniki ‘Skazki’, ‘Istorii’, ‘Novye skazki i istorii’. Posleslovie” [“Hans Christian Andersen and His Collections ‘Fairy Tales,’ ‘Stories,’ ‘New Fairy Tales and Stories’. Afterword”]. Andersen, H.Ch. Skazki. Istorii. Novye skazki i istorii [Fairy Tales. Stories. New Fairy Tales and Stories]. Мoscow, Ladomir-Nauka Publ., 1995, pp. 639–681. (In Russ.)

3 Grønbeck, B. Hans Kristian Andersen. Zhizn’. Tvorchestvo. Lichnost’ [Hans Christian Andersen. Life. Works. Personality]. Мoscow, Progress Publ., 1979. 237 p. (In Russ.)

4 Gurevich, A.Ia. “Predstavlenie o vremeni v srednevekovoi Evrope” [“Concept of Time in Medieval Europe”]. Istoria i psykhologia [History and Psychology]. Мoscow, Nauka Publ., 1971, pp. 159–199. (In Russ.)

5 Erkhov, B.A. Andersen [Andersen]. Мoscow, Molodaia Gvardia Publ., 2013. 255 p. (In Russ.)

6 Kartashova, I.V. “Roman H.K. Andersena ‘Improvizator’ v kontekste romanticheskikh esteticheskikh idei” [“H.Ch. Andersen’s Novel ‘The Improviser’ in the Context of Romantic Esthetic Ideas”]. ‘Po nebesnoi raduge za predely mira’ [‘Along the Heavenly Rainbow Out of the World’]. Мoscow, Nauka Publ., 2008, pp. 51–66. (In Russ.)

7 Lotman, Iu.M. Struktura khudozhestvennogo teksta [Structure of the Literary Text]. Мoscow, Iskusstvo Publ., 1970. 384 p. (In Russ.)

8 Mylius, J. de. “ʽNashe vremia’ — Hans Kristian Andersen i stanovlenie sovremennogo romana” [“ʽOur Time’ — Hans Christian Andersen and Formation of Modern Novel”]. Hans Kristian Andersen i sovremennaia mirovaia kultura [Hans Christian Andersen and Contemporary World Culture]. Мoscow, MGIMO–University Publ., 2008, pp. 5–23.
(In Russ.)

9 Rymar’, N.T. Vvedenie v teoriiu romana [Introduction to the Theory of Novel]. Voronezh, Izdatel’stvo Voronezhskogo Universiteta Publ., 1989. 156 p. (In Russ.)

10 Saprykina, E.Iu. “Italia glazami velikogo skazochnika” [“Italy Seen by the Great Storyteller”]. ‘Po nebesnoi raduge za predely mira’ [‘Along the Heavenly Rainbow Out of the World’]. Мoscow, Nauka Publ., 2008, pp. 34–51. (In Russ.)

11 Tiander, K.F. “Morfologia romana” [“The Morphology of a Novel”]. Voprosy teorii i psikhologii tvorchestva [Issues of Theory and Psychology of Creative Work], vol. 2, issue 1. St. Petersburg, Izdanie A.S. Suvorina Publ., 1909, pp. 175–256. (In Russ.)

12 Fedorov, F.P. Romanticheskii khudozhestvennyi mir: prostranstvo i vremia [Romantic Art World: Space and Time]. Riga, Zinatne Publ., 1980. 454 p. (In Russ.)

13 Tsebrikova, M. “Datskaia literatura” [“Danish Literature”]. Delo, no. 10. Мoscow, 1883, pp. 110–126. (In Russ.)

14 Brandes, Georg. “H.C. Andersen som Eventyrdigter.” Samlede Skrifter. Bd. 1–18, Bd. 2. Kbh., Gyldendal, 1899, s. 91–132. (In Danish)

15 Bredsdorff, Elias Lunn. H.C. Andersen: mennesket og digteren. Kbh., Fremad, 1979. 423 S. (In Danish)

16 Dansk litteraturhistor ie. Bd 1–4. Kbh., Politikens Forlag, 1965–1967. (In Danish)

17 Jørgensen, Aage. “Heroes in Hans Christian Andersen`s Writings.” Hans Christian Andersen. A Poet in Time. Odense, Odense University Press, 1999, pp. 271–289. (In English)

18 Kofoed, Niels. Studier i H.C. Andersens fortællekunst. Kbh., Munksgaard, 1967. 344 S. (In Danish)

19 Mylius, Johan de. Myte og roman. H.C. Andersens romaner mellem romantik og realism. Kbh., Gyldendal, 1981. 286 S. (In Danish)

20 Nielsen, Erling. H.C. Andersen og andre danskere. Oslo, Gyldendal, 1974. 110 S. (In Danish)

21 Rubow, Paul og Topsø-Jensen, Helge. “Indledning.” Andersen H.C. Lykke Peer. Digte. Billedbog uden billeder. Reiseskildriger. Historier ect. Kbh., Gyldendal, 1928–1930, s. 3–25. (In Danish)