Studia Litterarum

Никос Казандзакис (1883–1957) — один из самых известных греческих авторов XX столетия, девять раз номинированный на Нобелевскую пре- мию по литературе. Поэт, прозаик, драматург, философ, просветитель, об- щественный и политический деятель, переводчик, журналист и редактор, Казандзакис снискал славу не только в Греции, но и за рубежом, что само по себе — редкий случай в истории греческой словесности. Это оказалось возможным в первую очередь благодаря многочисленным переводам1 круп- ных романов Казандзакиса “Ο Χριστός ξανασταυρώνεται” («Христа распина- ют вновь»), “Καπετάν Μιχάλης” («Капитан Михалис»), “Τελευταίος πειρασμός” («Последнее искушение Христа»), “Βίος και πολιτεία του Αλέξη Ζορμπά” («Не- вероятные похождения Алексиса Зорбаса», «Я, грек Зорба», «Грек Зорба»)2. Немалую роль в популяризации творчества Казандзакиса сыграла и массо- вая культура, а именно фильмы, снятые по сюжетам его романов [«Тот, кто должен умереть» Ж. Дассена (1957), «Грек Зорба» М. Какоянниса (1964), «Последнее искушение Христа» М. Скорсезе (1988)]. В силу ряда обстоятельств некоторые большие прозаические произ- ведения Казандзакиса были изданы в Греции позднее, чем их иностранный перевод. На родине автор долгое время был известен в первую очередь как 1 По некоторым данным, Н. Казандзакису принадлежит титул самого переводимого греческого автора [см., например: https://www.sansimera.gr/biographies/203 (дата обраще- ния: 11.11.2020)]. Издательский дом “Εκδόσεις Καζαντζάκη”, имеющий приоритетные права на публикацию произведений Н. Казандзакиса, сообщает о 580 переводах его работ на разные языки [см.: http://www.kazantzakispublications.org/files/Translations.pdf (дата обращения: 17.11.2020)]. 2 Все перечисленные произведения, кроме романа «Капитан Михалис», доступны в переводе на русский язык. В скобках приводятся названия романов в том виде, в каком они выходили в русском переводе. Мировая литература / О.Б. Боброва 99 журналист и автор путевых заметок [7, с. 16], т. е. произведений художе- ственно-публицистических, которые с точки зрения современного литера- туроведения уступают «благородному» жанру романа, поскольку рассма- триваются как проба пера для авторов «второго ряда» или выдающихся писателей в самом начале творческой деятельности [5, с. 281]. Окончательно расставив приоритеты и признав безусловную худо- жественную ценность романов Н. Казандзакиса, современная греческая критика чаще всего рассматривает его путевые заметки как некий второ- степенный придаток к другим поэтическим и прозаическим произведениям [13, с. 80]. При этом, однако, некоторые исследователи не устают подчерки- вать, что цикл путевых заметок “Ταξιδεύοντας” («Путешествуя»)3 является «первой достойной книгой путевых заметок в новогреческой литературе» [24, с. 72] и занимает важное место не только в греческой, но и в европей- ской словесности [15, с. 271; 25, с. 34], что речь идет об «истинно художе- ственных произведениях, в которых искусство слова сочетается с историей, эстетикой, этнографией, мифом и драмой» [25, с. 245]. Эти восторженные оценки, оспаривающие «вторичность» путевых заметок Казандзакиса, тем не менее не всегда подкрепляются сколько-нибудь распространенным анализом художественных, тематических, композиционных и стилистиче- ских особенностей цикла “Ταξιδεύοντας” («Путешествуя»). В ряде критиче- ских статей, посвященных циклу путевых заметок Н. Казандзакиса, вовсе не рассматривается история травелога в греческой литературе, хотя обра- щение к ней объяснило бы, за счет чего произведения, входящие в цикл “Ταξιδεύοντας” («Путешествуя»), могут быть отнесены к числу выдающихся образцов этого жанра. Очевидно, что «первая достойная книга путевых заметок в ново- греческой литературе» не могла появиться из ничего и не может в той или иной степени не опираться на предшествующую литературную традицию, греческую и европейскую. Помимо этого, всякое произведение словесности существует в некотором историческом и литературном контексте, без рас- смотрения которого любые рассуждения о его художественной ценности выглядят голословными. 3 На данный момент в переводе на русский язык опубликован лишь небольшой фрагмент путевых заметок Н. Казандзакиса (см.: [26]). Далее в тексте статьи во избежание разночте- ний название цикла и его отдельных книг приводится по-гречески с дословным переводом. Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 100 Учитывая вышесказанное, в настоящей работе предполагается кратко рассмотреть историю формирования и развития путевых заметок в новогреческой литературе, а также сопоставить записки Казандзакиса с некоторыми другими произведениями того же жанра, созданными его со- временниками. Особенно интересны в этом смысле травелоги К. Ураниса, поскольку, по мнению ряда исследователей, именно этому автору, не сни- скавшему, в отличие от Н. Казандзакиса, мировой известности, удалось сде- лать путевые заметки полноценным жанром художественной литературы. Думается, что такой подход позволит не только отдать должное незнако- мым широкой публике заметкам К. Ураниса, но и более конкретно опреде- лить литературно-художественную ценность травелогов Н. Казандзакиса. Любопытство и интерес к дальним и неизвестным странам прису- щи человеку на протяжении всей его истории, и в этом смысле первым об- разцом литературного жанра путешествия в европейской традиции можно считать эпическую поэму Гомера «Одиссея» [10, с. XIII; 17, с. 23]. На том же основании к литературе этого рода нередко относят и такие, казалось бы, несхожие между собой произведения, как «Энеида» Вергилия, труды Страбона по географии, исторический трактат Геродота и сочинения Ксе- нофонта [11, с. 45]. Появление жанра путешествий в Европе связано в первую очередь с активизацией контактов с иноязычными народами. Записки путешествен- ников в дальние страны начинают систематически печататься с середины XVI в. [1, с. 315]. В дальнейшем их сюжетно-композиционные приемы и особенности содержания активно осваиваются художественной литерату- рой [1, с. 315]. На рубеже XVIII–XIX вв. ориентация на субъективность и связан- ная с этим «смена парадигмы» в литературе привела к появлению жанра писательского путевого очерка. Тенденция объективного описания ре- альных событий и автобиографичности дополняется противоположной ей тенденцией субъективно-ориентированного изображения действи- тельности [1, с. 315], которая на протяжении XIX в. постепенно стано- вится преобладающей. По мере приближения к современности в фокусе повествования все чаще оказывается сам рассказчик, а на первый план выходит не объективная реальность, а ее восприятие через призму автор- ского «я» [8, с. 3]. Мировая литература / О.Б. Боброва 101 Драматические события истории XX в. привносят в путевые заметки новые мотивы: путешествие начинает рассматриваться авторами путевых заметок как особая форма эскапизма [1, с. 315]. Новшеством путевых заме- ток второй половины XX столетия становится окончательное размывание границ реального и ирреального, фактического и выдуманного не только в путевых заметках, но и в других повествовательных жанрах [12, с. 106]. В этот период в литературных путешествиях ярко проявляются модернист- ские черты: традиционно характерное для этого жанра объективное и почти обезличенное повествование о событиях, хронологически следующих одно за другим, сменяется отрывочным, нередко фрагментарным и сбивчивым автобиографическим рассказом, в центре которого — сам автор и занимаю- щие его психологические и социальные вопросы [8, с. 3–4]. Относительно недавно для обозначения литературы о путешестви- ях в литературоведении начал использоваться термин «травелог», анало- гичный понятиям «путевые заметки», «путевые записки», «путешествие» [2, с. 3]. В настоящее время травелог рассматривается как многоплановый синтетический жанр, находящийся на грани между искусством и наукой, литературой и публицистикой, личным и социальным, объективным и субъективным [5, с. 278]. К числу его характерных (т. е. жанрообразующих) черт следует отнести, во-первых, структурообразующую роль автора в тек- сте [5, с. 280]. Автор является одновременно и главным героем, и основной движущей силой сюжета; от автора же зависит и степень субъективности повествования: по воле пишущего изображение событий может быть как максимально объективным, так и далеко отстоять от реальности [21, с. 11]. Во-вторых, путешествие обязательно включает в себя элементы дру- гих жанров, как художественных, так и небеллетристических [5, с. 281]. Его «литературность» проявляется в субъективности взгляда рассказчика, воз- можном заимствовании художественных приемов и особенностях стиля, в то время как публицистичность является способом выражения авторской позиции [5, с. 281] и связана с тем, что путешествие может ставить перед собой различные цели, например, информационные, политические, фило- софские, агитационные и т. д. [1, с. 314]. Кроме того, в отличие от художе- ственной литературы, путешествие имеет тесную связь с внелитературной действительностью и нередко является «откликом на запросы аудитории» [5, с. 281]. Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 102 В греческой литературе развитие жанра путешествий происходило в целом в общеевропейском русле. Самые ранние образцы жанра, написан- ные на греческом языке, — описания путешествий в византийской агиогра- фии, а также разнообразные хожения и паломничества — во многом опира- лись на библейские и античные образцы [3, с. 3]. Для образованных греков, живших в Османской империи, а позднее и для подданных независимого греческого государства были доступны многочисленные путешествия, путе- вые заметки, отчеты и записки, издававшиеся на европейских языках. По всей видимости, именно под влиянием зарубежных авторов в но- вогреческой литературе путешествие начинает складываться как самостоятельный жанр. По мнению литературоведа Э. Хурмузиоса, особую роль в его становлении на греческой почве сыграли путевые заметки Стендаля («Рим, Неаполь и Флоренция» (1818), «Прогулки по Риму» (1829), «Запи- ски туриста» (1838)) и «Путешествия по Италии» И. Тэна (1866) [25, с. 244]. О росте популярности жанра путешествия во второй половине XIX в. свидетельствует обилие отчетов, записок и путевых заметок (как перево- дных, так и оригинальных), выходивших в греческой периодической пе- чати [21, с. 11]. Отметим, что на этот период приходится и формирование национального самосознания в Греции — стране, относительно недавно получившей независимость от Османской империи и остро ощущавшей необходимость в национальной идеологии [4, с. 326]. На фоне поиска соб- ственной национальной идентичности в Греции развиваются историогра- фия и этнография, активно изучаются устное народное творчество, обычаи, традиции и диалекты различных областей, а главенствующим жанром в художественной прозе надолго становится бытописательство (ηθογραφία), т. е. «детальное изображение небольшого более или менее современного традиционного сообщества в его естественной среде» [6, с. 107]. Очевидно, что путешествие как способ познания себя и своего народа отвечало чая- ниям просвещенной публики, что подтверждается тем, что произведения в жанре путевых заметок создавали в тот период многие выдающиеся авто- ры, например, Димитриос Викелас, Александрос Ризос-Рангавис, Иоаннис Кондилакис, Георгиос Дросинис, Андреас Каркавицас [21, с. 12]. С постепенным угасанием романтизма (1880-е гг.) и до Первой ми- ровой войны путевые заметки на греческом языке выходят в печати спора- дически [24, с. 67]. В период же между Первой и Второй мировой войной Мировая литература / О.Б. Боброва 103 в Греции вновь наблюдается рост читательского интереса к литературе о путешествиях. Связано это в первую очередь с тем, что, несмотря на мно- гочисленные технические достижения XX столетия (например, радио), пе- чать оставалась единственным бесперебойным источником информации об окружающем мире, других странах и народах. Сведения же такого рода в эпоху изменений и глобальных катаклизмов представляли особый интерес [23, с. 12]. Установление модернизма как главенствующего направления в ли- тературе повлекло за собой изменения и в жанре путешествия: на первый план выходит авторское «я», и именно эта вездесущая авторская личность отныне определяет выбор «оптики» для описания действительности [21, с. 12–13]. В результате жанр, при рождении своем бывший, скорее, истори- ей, претендовавшей на полное соответствие действительности, окончатель- но превращается в литературу (т. е. вымысел, fiction). Цикл путевых заметок Н. Казандзакиса родился из впечатлений и на- блюдений автора, сделанных им в период с 1920 по 1939 г. во время поездок как по Греции, так и за рубеж в статусе специального корреспондента круп- ных греческих газет [15, с. 272]. Первым длительным путешествием стано- вится поездка в Россию в 1925 г., за ней следуют поездки в Италию (1926), Палестину и Египет (1926). На обратном пути из Палестины Н. Казандзакис совершит краткую поездку на Кипр, а в следующем году — на Синай (1927). В том же 1927 г. Н. Казандзакис вновь отправляется в Советский Союз и оста- ется в этой стране до начала 1929 г. Позднее писатель также совершит поездки в Испанию (1932 и 1933), Японию и Китай (1935), в очередной раз в Испанию, но уже в разгар гражданской войны (1936), на Пелопоннес (1937), в Англию (1939) [20, с. 40]. Путевые заметки, являясь живым и непосредственным откликом на значительные события и политические потрясения, первона- чально публикуются в афинской прессе и приносят автору известность [15, с. 272]. В дальнейшем эти материалы, в той или иной степени переработан- ные и тематически сгруппированные, выйдут в свет в виде серии отдельных книг: “Ταξιδεύοντας. Ισπανία. Ιταλία. Αίγυπτος. Σινά” («Путешествуя. Испания. Италия. Египет. Синай») (1927), “Τι είδα στη Ρωσία” «Что я видел в России» (1928), “Ταξιδεύοντας. Α΄. Ισπανία” («Путешествуя. Часть 1. Испания») (1937), “Ταξιδεύοντας. B΄. Ιαπωνία-Κίνα” («Путешествуя. Часть 2. Япония — Китай») (1938), “Ταξιδεύοντας. Αγγλία” («Путешествуя. Англия») (1941) [15, с. 272]. Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 104 Среди греческих исследователей литературы распространено мне- ние, что именно Н. Казандзакису удалось превратить путевые заметки в полноценную литературную форму [7, с. 17; 21, с. 13]. Как показал приведен- ный выше краткий обзор формирования и развития травелога в греческой литературе, к моменту публикации первых заметок Н. Казандзакиса этот жанр имел длительную историю и, кроме того, в нем работали не только «авторы второго ряда», но и выдающиеся писатели-прозаики. Не следует также упускать из виду и того, что для развития жанра травелога многое было сделано и современниками Н. Казандзакиса, среди которых в первую очередь стоит упомянуть о Костасе Уранисе (1890–1953), поэте, критике, переводчике и журналисте, который с 1919 г. (т. е. несколь- кими годами раньше, чем Н. Казандзакис) начинает систематически публи- ковать в печати корреспондентские заметки о поездках как по Греции, так и за ее пределами. Позднее сборники тематически сгруппированных путевых заметок К. Ураниса выходили отдельными книгами под общим заголовком “Ταξίδια” («Путешествия») [7, с. 17]. По мнению Ф. Пилариноса, именно К. Ураниса следует считать зако- нодателем жанра путешествия в греческой литературе [22]. Того же мнения придерживается и Я. Кордатос, отмечая, что путевые заметки писали мно- гие авторы и до К. Ураниса, но, в отличие от них, его впечатления и описа- ния можно считать настоящей литературой [18, с. 649]. Рассмотрим, что же делает путевые заметки К. Ураниса «настоящей литературой», а его самого, таким образом, — предтечей Н. Казандзакиса на этом поприще. С точки зрения формы и внутреннего построения сюжета путевые заметки Ураниса производят впечатление хаотичности, отрывочности и некоторой небрежности [22]. Причины такой организации отчасти следу- ет искать в том, что первоначально каждая из заметок представляла собой самостоятельную, ограниченную по объему единицу текста, предназначен- ную для публикации в периодической печати. Включенные в сборник, эти материалы претерпели лишь незначительные изменения. Помимо этой чисто внешней мотивировки, такая «дезорганизация», безусловно, связана и с глубинными мировоззренческими установками автора, для которого на первом месте и в прозе, и в поэзии стояло «непо- средственное выражение чувства» [14, с. 378], а не форма этого выражения. Мировая литература / О.Б. Боброва 105 Теми же причинами, по всей видимости, объясняется и то, что описания ло- каций, пейзажей и людей в прозе К. Ураниса импрессионистичны по своей природе: автор, не отвлекаясь на поверхностное и кажущееся и не увлекаясь описаниями ради описания, которыми изобилуют произведения его пред- шественников, пытается как будто увидеть описываемое изнутри, проник- нуть в суть происходящего, понять скрытые мотивы героев [22]. Показательно в этом смысле, например, такое описание города Ми- тилена (о-в Лесбос): Митилена — один из самых многогранных городов, которые я только видел4… Она заключает в себе три города: восточный, греческий и европей- ский, и каждый — со своим особенным характером. «Греческий» город — го- род банков, контор, учреждений, город торговый и портовый, город кофе- ен… — город некрасивый. Здание театра здесь больше бы подошло для склада древесины, в городском парке деревьев меньше, чем стульев в кофейнях поб- лизости… Это город, который только готовится стать городом… «Европейский» квартал составляют прекрасные виллы, взбираю- щиеся по склону горы… Повернув голову, ясно видишь малоазиатские пят- на домов небольшого городка, который до катастрофы был населен сплошь греками. Как глубока печаль и как сильна мука десятков тысяч беженцев, ко- торые живут сегодня в Митилене, когда они каждый день видят напротив, так близко, землю своих предков и своих могил… И, как будто этой моральной пытки недостаточно, многие из этих несчастных людей влачат здесь жизнь, полную страха и унижений, потому что вопрос с расселением беженцев пока не решен5 [31, с. 96]. Как видно из приведенного отрывка, описание, не лишенное инте- реса и выразительности, для К. Ураниса ценно не только и не столько как пейзажная зарисовка. Как в лучших произведениях психологической про- зы, оно откликается на внутренние ощущения и чувства героев (в приведен- 4 Здесь и далее цитаты приводятся в переводе автора статьи. 5 Речь идет о событиях так называемой малоазиатской катастрофы (1922). В ходе воен- ной кампании 1920–1921 гг., имевшей целью возвращение Греции территорий Малой Азии, населенных этническими греками, греческая армия потерпела поражение, за которым после- довал обмен населением между Турцией и Грецией, погрузивший последнюю в глубочайший гуманитарный и политический кризис [4, с. 514, 516]. Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 106 ном отрывке это сам автор). Контраст богатых «европейских» кварталов Митилены и временных поселений беженцев драматически подчеркивает трагедию тысяч людей, чьи страдания не исчерпываются изгнанием с зем- ли предков: отделенные от побережья Малой Азии, своего прежнего дома, лишь узкой полоской моря, они еще и вынуждены смотреть, как в этом доме хозяйничает захватчик. Приведенный отрывок также может рассматриваться в качестве ил- люстрации того, как взаимодействует в прозе К. Ураниса «внешнее» и «вну- треннее», объективное и субъективное. Рассматривая путешествие как бег- ство и попытку скрыться от жизни [31, с. 582], К. Уранис всегда выводит на первый план авторское «я». По его собственному признанию, не стоит ис- кать в его прозе ничего, кроме субъективного [31, с. 6]. По этой же причине, по всей видимости, он избегает традиционных местных «красот» и извест- ных памятников, обязательных к посещению для иностранных туристов: гораздо большую ценность для него представляют собственные наблюде- ния и впечатления, связанные, казалось бы, с ничем не примечательными городскими улицами и пейзажами [22]. В то же время, как видно из приве- денной выше цитаты, в отличие от других авторов-модернистов, К. Уранис не обходит молчанием болезненные вопросы и актуальные события эпохи, однако рассматривает их как своеобразный социально-политический фон для своих размышлений. Преобладающую роль авторского «я», но при этом отсутствие абсо- лютной сосредоточенности на субъективном следует отнести к безуслов- ным достоинствам путевых заметок Ураниса: помимо личных впечатлений и настроений, К. Уранис не чуждается отвлеченных философских рассуж- дений (например, о природе творчества или о том, что дает человеку пу- тешествие). Являясь типичным «начитанным туристом» [22], автор также снабжает читателя данными социального, культурного и исторического ха- рактера, приводит многочисленные цитаты из греческих и европейских ли- тературных произведений, сообщает о новинках и технических достижени- ях (например, описывает полеты на аэроплане и гидроплане) и, подмечая мелкие и, казалось бы, несущественные детали, оживляет описания юмо- ристическими зарисовками [22]. Так, например, описываются загородные кафе для отдыхающих: Мировая литература / О.Б. Боброва 107 Ох уж эти загородные рестораны! Сколько сотен их, сколько тысяч? Вот статистика, которую никто и не думал вести, а между тем это было бы интересно — и заставило бы сделать целую кучу выводов, в том числе и соци- ального характера… В любом случае совершенно точно, что таких ресторанов без счета. На пути их вам встретится больше, чем улиток после дождя, куда бы вы ни подались на автомобиле. Ни на побережье Аттики, ни на берегах Средиземноморья вообще нет такого забытого богом места, где бы не на- шелся на вашу беду такой «ресторан»… Всю дорогу до Варкизы вы только и делаете, что встречаете нарисованную на стенах домов рекламу «Бар “Тре- жоли”, Варкиза». Бар в Варкизе, да еще и «трежоли»! Какой приятный сюр- приз, говорите вы себе. Едете туда, сбиваетесь с ног в поисках этого самого бара и в конце концов обнаруживаете, что разрекламированный «бар» — не что иное, как крытая сухими сосновыми ветками крошечная хижина, отчаян- но похожая на Ноев ковчег, потому что внутри него в тесноте, да не в обиде живут сам хозяин заведения, его семейство, куры, собака, бессчетное мно- жество мух, несколько пустых жестянок из-под бензина, две бочки, жаровня и прочие обитатели, одушевленные и неодушевленные. Естественно, един- ственное, что вас ждет в этом «трежоли» — рецина, которую подают то как выдержанное, то как молодое вино и которая от этого не становится менее отвратительной [31, с. 27]. Таким образом, как кажется, с точки зрения читателя «истинной ли- тературой» прозу К. Ураниса делает изящный и легко узнаваемый стиль, увлекательная манера изложения, разнообразие тем и преобладание в тек- сте «я» повествователя, которое определяет тематику заметок и заставляет автора смотреть на изображаемое через призму собственного субъектив- ного восприятия. Развлекательный характер некоторых зарисовок уравно- вешивается эпизодами серьезного размышления о «вечных вопросах» или актуальных проблемах эпохи. Те же черты можно обнаружить и в произведениях Казандзакиса-пу- тешественника. Как и для прозы К. Ураниса, для записок Н. Казандзакиса характерна некоторая обрывочность, хаотичность впечатлений, что, без- условно, отчасти объясняется историей их публикации и особенностями самого жанра, выросшего из дневниковых записей и потому допускающе- го фрагментарность. В то же время, в отличие от травелогов К. Ураниса, Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 108 в заметках Н. Казандзакиса легко прослеживается внутренняя структура, в основе которой лежит либо географический, либо тематический прин- цип. Например, сборник “Ταξιδεύοντας. Ισπανία” («Путешествуя. Испания») построен в соответствии с первым принципом: каждая глава повествует о том или ином испанском городе, а их последовательность соответствует маршруту перемещения автора по стране. Записки о России (“Ταξιδεύοντας. Ρουσία”, «Путешествуя. Россия»), напротив, в основном сгруппированы те- матически, о чем свидетельствуют названия отдельных глав («Русская ли- тература», «Красная армия», «Красное искусство», «Рабочие и крестьяне» и т. д.). Объединение обоих принципов характерно, например, для записок о Великобритании (“Ταξιδεύοντας. Αγγλία”, «Путешествуя. Англия»). Принципиально различны, однако, мотивы К. Ураниса и Н. Казан- дзакиса и цели, которые перед собой ставит каждый из авторов. Путеше- ствие, воспринимаемое К. Уранисом как бегство, для Н. Казандзакиса яв- ляется, напротив, необходимостью, необоримой потребностью, высшей силой, толкающей к поискам и познанию. Сила эта персонифицируется в тексте “Ταξιδεύοντας” в образе Тигрицы-попутчицы: Тигрица-попутчица, хоть и ненавидела меня, была со мной во всех моих путешествиях… И когда, нагруженные трофеями, израненные, мы воз- вращаемся в нашу прохладную тихую келью, Тигрица молча раздирает кожу на моем затылке… обвивается вокруг моего черепа, погружает когти в мой мозг — и мы думаем о том, что видели, и том, что нам предстоит еще увидеть… Боже, что это за счастье — жить, видеть, играть с великой Тигрицей и не бо- яться! [27, с. 11–12]. То, что для К. Ураниса стало бы поводом для шутки, иронии, воспри- нимается Казандзакисом совсем иначе — драматически и с пафосом. Любая незначительная деталь рассматривается им как символ, как необходимый элемент круговорота истории. Его путевые заметки пронизаны ощущением «начала конца», поскольку фиксируют многочисленные потрясения и ка- тастрофы первой половины XX в. (Казандзакис впервые оказался в России через несколько лет после революции 1917 г., в Англии — в самом начале Второй мировой, в Испании — в разгар гражданской войны, в Италии — после прихода к власти Муссолини), которые, с точки зрения писателя, Мировая литература / О.Б. Боброва 109 являются предвестниками смены эпох, наступления новой эры в истории человечества. В этом контексте путешествие рассматривается Н. Казандзакисом как поиск истины, способ приобретения драгоценного опыта — но и как своеобразный долг и ясно выраженная гражданская позиция любого дума- ющего человека: От времени, в которое мы живем, зависит так много, что любая ложь или замалчивание правды было бы актом оскорбления [28, с. 9]. Смотреть незамутненным взглядом — не замутненным ни ненави- стью, ни любовью — на современность, признавать и достоинства, и под- лость, видеть и свет, и тьму, которые здесь, на Земле, составляют любой жи- вой организм, будь то человек или идея, — одним словом, быть свободным значит встать на путь духовного подвижничества [29, с. 7]. Говоря о поиске истины и незамутненности взгляда наблюдателя, Казандзакис как будто провозглашает отказ от диктата субъективизма и возвращается к литературной традиции XVII–XVIII вв., предполагавшей, что и автор путевых заметок, и его читатели верят в полное соответствие описываемого действительности. Этот принцип сформулирован им, в част- ности, в заметках о России: «Я рассказываю правду такой, какой видел ее своими глазами» [28, с. 9]. Это подтверждается также и обилием сведений социально-полити- ческого, культурного, исторического, географического характера, содержа- щихся в сборниках путевых заметок. Например, рассказывая о положении женщин, национальном вопросе или пенитенциарной системе в России по- сле Октябрьской революции, Н. Казандзакис приводит относящиеся к делу статистические данные, цитаты из прессы, научных и публицистических работ; рассуждения о русской литературе сопровождаются многочисленны- ми отрывками прозаических и поэтических текстов. Эта мнимая объективность, однако, разрушается самим автором. Как и в прозе К. Ураниса, в записках Н. Казандзакиса очевидно стремление на- полнить собственным, «личным» содержанием традиционный для туриста обзор достопримечательностей. Максимально нейтральные описательные или насыщенные информацией фрагменты сменяются эпизодами само- Studia Litterarum /2021 том 6, № 3 110 погружения и самоанализа, мимолетными впечатлениями, отвлеченными рассуждениями. Подобно заметкам К. Ураниса, описания у Н. Казандзаки- са часто являются лишь поводом, внешним стимулом для нескончаемого потока образов, ассоциаций и размышлений. Например, описание боя бы- ков в Испании становится для автора поводом для рассуждений о природе божественного, любви и архаических языческих культах Средиземноморья [30, с. 124–132], а прогулка по древней Олимпии превращается в философ- ские поиски места Греции в современной западной цивилизации [27, с. 243]. Несмотря на декларируемую Н. Казандзакисом объективность и якобы полное соответствие действительности, в нарушение всякого прав- доподобия он населяет путевые заметки несуществующими персоналиями [19, с. 6–7] или описывает как реальные свои воображаемые встречи с дав- но умершими людьми (Шекспир, Ницше), что также более походит на акт самопогружения или самогипноза, нежели на описание реальных событий. Подведем итог сказанному выше. Утверждения греческой критики о том, что путевые заметки Н. Казандзакиса являются первым и лучшим образцом этого жанра, не находят подтверждения, если рассматривать цикл «Ταξιδεύοντας» («Путешествуя») не изолированно, а в более широком контексте. В частности, обнаруживается, что литература о путешествиях на греческом языке имеет длительную историю и к XX в. была представле- на достаточно широко, в том числе произведениями таких писателей, как Г. Дросинис, А. Каркавицас и Д. Викелас, которых с трудом можно отнести к числу авторов «второго ряда». Первенство и главенствующая роль Н. Казандзакиса в развитии жан- ра путевых заметок в XX в. представляются сомнительными и в том случае, если не принимать во внимание диахронический аспект. В частности, выше рассматривались путевые заметки К. Ураниса, которому на несколько лет раньше, чем Н. Казандзакису, удалось найти баланс между индивидуаль- ным и личным, объективным и субъективным в прозе о путешествиях и при этом сохранить изящную литературную форму. Сопоставление путевых заметок “Ταξιδεύοντας” («Путешествуя») с записками К. Ураниса показывает, что многие особенности прозаического жанра путешествия, которые современная греческая литературная критика склонна считать находками Н. Казандзакиса и достоинствами его индиви- дуального стиля, были разработаны до него. Фрагментарность, обрывоч- Мировая литература / О.Б. Боброва 111 ность повествования, сочетание в нем реального и ирреального, насыщен- ность текста фактами, цитатами и деталями при отсутствии «описаний ради описания», взаимопроникновение субъективного и объективного при орга- низующей роли «я» автора-рассказчика, узнаваемый авторский стиль — все эти черты обнаруживаются и в записках К. Ураниса. Признание этого факта нисколько не умаляет художественных до- стоинств путевых заметок Н. Казандзакиса, а позволяет более корректно оценить их и существенно обогащает современные представления о разви- тии жанра путешествия в новогреческой литературе.