The article studies the works by Italian communist author Sibilla Aleramo (1876– 1960), written after her visit to the Soviet Union in 1952, namely an essay “Return from Moscow” published in the communist newspaper “Unità” on September 25, 1952, a poem “Russia alto paese” and a speech on her travel impressions, published in 1953. The analysis of the texts focuses on the functioning of the key elements of “Russian” and “Soviet” myth, which largely determined the image of the USSR in the eyes of Western societies in the early 1950s. The author pays special attention to religious motifs regarded through the prism of Paul Hollander’s concept of “political pilgrimage.” The article analyzes the historical context of the mentioned works, their place among other Italian travelogues on the Soviet Union written in the same time period, as well as the specific traits of Aleramo’s texts distinguishing them from travel prose of her contemporaries and forerunners (Italian authors, who visited the USSR in 1920s and 1930s). It also examines the image of the Soviet Russia created by Aleramo in the paradigm of the Russian and Soviet myth.
Летом 1952 г. в Советский Союз в составе итальянской делегации при- была 75-летняя писательница и поэтесса Сибилла Алерамо (1876–1960). По итогам трехнедельной поездки ею был создан целый ряд разножанро- вых текстов: 25 сентября 1952 г. в газете «Унита», официальном печатном органе Итальянской компартии, вышел короткий очерк «Возвращение из Москвы» (“Ritorno da Mosca”), в специальном номере «Унита» от 7 ноября 1952 г. в честь годовщины Октябрьской революции были напечатаны стихи «Россия — высокая страна»1 (“Russia alto paese”), датированные октябрем того же года [16], а 23 ноября 1952 г. в Культурном кружке Томмази в Ан- коне писательница выступила с рассказом о своем путешествии; в 1953 г. эта речь будет напечатана отдельным изданием вместе со стихотворением «Россия — высокая страна», которое и даст название всей книге. Алерамо приехала в Советский Союз как член Ассоциации «Италия–СССР», создан- ной в 1944 г. в целях развития культурных связей между двумя странами. Ассоциация занималась изданием книг, организацией выставок, лекций, курсов русского языка и поездок в СССР. Однако уже с 1946 г., когда во главе организации встал коммунистический активист Джузеппе Берти, она приобрела очевидно политический характер и работала в прямом контакте с компартиями Италии и Советского Союза, выполняя в том числе и про- пагандистские функции [7, p. 165; 9, рp. 75–77]. Впрочем, с самого начала 1 Фрагмент этого стихотворения вошел в сборник «Из итальянских поэтов» (М.: Изд-во иностранной литературы, 1958. Сост. Г. Брейтбурд) в переводе Б. Гиленсона под названием «Россия — великая страна», однако этот перевод не вполне отражает смысл стихов, построен- ных на взаимодействии двух значений слова «высокий» (alto) — буквального и переносного («возвышенный»): «Высокая страна / даже там, где простирается бескрайняя равнина...» (“Alto paese / anche dove immensa la pianura s’estende...”; здесь и далее пер. с итал. мой. — А.Г.). Мировая литература / А.В. Голубцова 165 большинство членов Ассоциации либо входили в ИКП, либо были близки к левым кругам. Не стала исключением и Алерамо — видный деятель женско- го движения и член ИКП с 1946 г. Период после завершения Второй мировой войны и краха фашист- ского режима в Италии был отмечен резким ростом влияния левых партий. Этому способствовал, с одной стороны, опыт антифашистского Сопротив- ления, ядро которого составили социалисты и коммунисты, с другой — вы- сокий авторитет Советского Союза как страны, победившей Гитлера. Свою роль сыграла и активная внешняя политика СССР, стремившегося поста- вить под свой контроль левые партии других государств. В этот период об- раз СССР на Западе определяют две группы мифологем — элементы «со- ветского» и «русского» мифа: первый сформировался в 1930-е гг. и начал постепенно утрачивать свое влияние после смерти Сталина, второй сложил- ся на Западе еще в XVIII–XIX вв.2, в эпоху господства советского мифа был сильно редуцирован и вытеснен на периферию, однако никогда не исчезал окончательно. Советский миф, как отмечает П. Холландер, в большинстве западных стран достиг расцвета в 1930-х гг. [6, с. 68], однако в фашистской Италии антикоммунистическая риторика официальной пропаганды затор- мозила этот процесс, и в итальянских травелогах о советской России «со- ветские» мифологемы вышли на первый план и оттеснили в сторону эле- менты русского мифа только в послевоенную эпоху3. 2 В итальянском контексте важную роль в формировании «русского мифа» сыграли тра- велог Франческо Альгаротти «Русские путешествия» (“Viaggi di Russia”, 1764) и скандальная книга маркиза Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году» (“La Russie en 1839”) с его пред- ставлением о Российской империи как азиатской деспотии; популяризации русской литера- туры послужили такие французские и итальянские работы, как антология Поля де Жюльве- кура «Балалайка. Русские народные песни и другие поэтические отрывки, переведенные стихами и прозой» (“La Balalaika, chants populaires russes et autres morceaux de poesie traduits en vers et en prose”, 1837), критический обзор Микеле Сарторио «Русская поэзия» (“Poesie Russe”, 1839), а также отдельные высказывания деятелей итальянского Рисорджименто — Дж. Мадзини, Н. Томмазео, К. Тенка, — которые проводили определенные параллели между историческими судьбами Италии и России (обе страны страдают под гнетом тиранической власти, в обеих странах идет процесс мучительного обретения своего литературного языка и национального самосознания). В Италии, как и в большинстве стран Запада, контуры европейского «мифа о России» окончательно оформились благодаря резонансной книге Э.-М. де Вогюэ «Русский роман» (“Le Roman russe”, 1886), фактически открывшей европей- скому читателю русскую литературу и «загадочную славянскую душу» (да и сама концепция русской / славянской души также получила популярность благодаря Вогюэ). 3 Подробнее о восприятии советской России в итальянском обществе эпохи фашизма см.: [3]. Studia Litterarum /2023 том 8, № 1 166 По сравнению с довоенным периодом в конце 1940-х – нача- ле 1950‑х гг. число поездок итальянских интеллектуалов в СССР резко уве- личивается, соответственно растет и количество травелогов, однако сами путевые свидетельства становятся более однородными и даже шаблонны- ми. Это объясняется как стандартизацией программ визитов и «техник го- степриимства»4, так и тем фактом, что в этот период в число зарубежных го- стей попадают, главным образом, «друзья» СССР, заведомо положительно воспринимающие советские реалии. Путевые свидетельства Алерамо встраиваются в длинную серию апологетических травелогов, написанных на рубеже 1940–1950-х гг. про- советски настроенными итальянскими писателями и журналистами, среди которых были, например, такие крупные авторы, как Рената Вигано и Ита- ло Кальвино. Все они транслировали в своих текстах один тот же «совет- ский миф», облик которого в тот период определяли две основные группы ценностей: ценности мира и интернационализма и ценности социальной справедливости (а также связанные с ними в единый комплекс ценности свободы, демократии, человеческого достоинства и т. п.). Однако тексты Алерамо выделяются на общем фоне не только своей разнородностью (по- эзия, газетная статья, устное выступление, изданное в виде травелога), но и тем, что за советским мифом в них отчетливо проступают следы прежних мифологизированных представлений о России, что позволяет проследить процесс и механизмы формирования советских мифологем, которые, как правило, складываются на основе элементов старого русского мифа, либо отрицая их, либо развивая и трансформируя. Интересно, что важной со- ставной частью советского мифа у Алерамо оказываются религиозные аллюзии, которые практически отсутствуют в остальных травелогах этого периода, но активно использовались в итальянской путевой прозе об СССР 1920–1930-х гг. (правда, тогда еще — как элементы русского мифа)5. 4 Холландер выделяет в них два основных компонента: «Первый — это подобающее отношение лично к гостю: следует обеспечить его комфорт, благополучие и сделать так, чтобы он чувствовал себя лицом значительным, уважаемым, дать ему понять, что его ценят и любят . Вторым важным компонентом техники гостеприимства выступает выборочное представление “реальности”, объясняющее жесткое планирование и высочайшую орга- низацию политических туров» [6, с. 74–75]. Оба компонента, судя по текстам травелогов, успешно применялись и к итальянским «гостям». Подробнее о техниках «политического гостеприимства» см. также: [4; 5]. 5 Подробнее об этом см.: [1]. Мировая литература / А.В. Голубцова 167 Для Алерамо, как и для многих ее коллег в этот период, поездка в Советский Союз представляла собой то, что П. Холландер называл «по- литическим паломничеством» («пропитанные духом благоговения поезд- ки в политически привлекательные страны» [6, c. 50]). По справедливому замечанию Б. Манетти, религиозная метафорика, лежащая в основе кон- цепции Холландера, хорошо согласуется с «фидеистическим характером» коммунистического мировоззрения С. Алерамо [10, p. 177]. Не случайно сама писательница называет свое мировоззрение «коммунистической ве- рой» (fede comunista) [17, p. 18]6. Алерамо ехала в СССР в поисках вопло- щенной утопии и, по ее собственным словам, прибыв в Москву, чувствова- ла себя как «девочка, только открывающая мир и жизнь» [15]. Более того, в газетном очерке она прямо заявляет, что «уже знала, что увидит там», и все увиденное было воспринято ею как подтверждение заранее сформи- рованного образа (ту же мысль она повторит и в своем выступлении [17, p. 13]). Алерамо описывает свое «паломничество» с восторгом, доходящим до благоговения. Знакомство с советской действительностью восприни- мается ею как религиозное таинство причастия, одновременно духовное и физическое: «Именно этого я и хотела: дышать7 советской атмосферой, почувствовать всем своим организмом, физически, а не только духов- но, реальность чуда (miracolo), которое совершилось там и обновляется и ширится изо дня в день, проникнуть в эту реальность, стать ее частью погрузиться хоть раз, перед тем как навеки закрыть глаза, в несравненный (incomparabile) поток этого существования» [15]. Этот пассаж также будет почти дословно повторен в выступлении Алерамо, вошедшем в издание 1953 г. [17, pp. 13–14]. В свете восторженного восприятия советской действительности им- плицитно присутствующие в путевых свидетельствах Алерамо элементы русского мифа претерпевают радикальную трансформацию. В довоенной 6 Вероятно, в какой-то степени на отношение Алерамо к СССР повлияли дружеские отношения с М. Горьким, завязавшиеся во время его первого пребывания в Италии и про- должавшиеся в течение второго «итальянского» периода, вплоть до возвращения Горького в Россию (см., например: [11, p. 106–109]). Как отмечает сама Алерамо, памятник Горькому в Москве напоминает ей об их последней встрече в Сорренто в 1928 г. [17, р. 15], а директор музея Горького показывает ей ее собственную фотографию, некогда подаренную ею русско- му писателю [17, р. 17]. 7 Курсив С. Алерамо. Studia Litterarum /2023 том 8, № 1 168 путевой прозе Россия традиционно изображается как огромное, дикое, неокультуренное пространство, прямо соотносящееся с потусторонним ми- ром и противопоставленное «цивилизованному» Западу. Стереотипному представлению о «восточном», «примитивном» коллективизме русского народа в парадигме «мифа о России» противостоит индивидуализм запад- ного человека. У Алерамо традиционная антитеза России и Запада инверти- руется, элементы русского мифа, ранее оценивавшиеся отрицательно, при- обретают позитивную окраску. Например, представление о коллективизме русских — то, что Винченцо Кардарелли в 1928 г. в своих путевых очерках пренебрежительно характеризовал как «стремление собираться толпой» [19, p. 769], — в парадигме советского мифа превращается в дух равенства, братства и свободного труда во имя общей цели: «...все чувствуют себя необ- ходимыми друг другу . И разве что какой-нибудь пожилой человек еще смутно припоминает, что такое эгоизм, что значит наслаждаться жизнью за счет чужих страданий, что такое роскошь и нужда, убийственный тяж- кий труд и ядовитая праздность, наглая ухмылка и бессильная ненависть» [17, p. 20]. В глазах Алерамо СССР является образцом и ориентиром для «отсталых» капиталистических стран. В этом смысле показательна данная ею в очерке «Возвращение из Москвы» характеристика советского обще- ства, «где каждый индивид живет не только своей собственной жизнью, но и жизнью всех остальных, в масштабе, абсолютно непредставимом в стра- нах, которые считают себя продолжателями великих цивилизаций (che si reputano continuatori di illustri civiltà)» [15]. Под продолжателями великих цивилизаций, очевидно, имеются в виду западные государства, и в первую очередь Италия как наследница Римской империи, которой Алерамо про- тивопоставляет прогрессивный Советский Союз. Имплицитно транслируя мифологизированное представление о России как молодой цивилизации, которая еще недавно пребывала в архаической дикости, писательница при- дает ему противоположный, позитивный смысл. Еще ярче эта антитеза проступает в анконском выступлении, когда Алерамо, вспоминая о посещении Греции, замечает: «...Греция с ее Пар- феноном, Дельфами и Олимпией говорила мне о почти мифической эпохе, о вершине гармонии, которая была достигнута человеческим гением, но все же не освободила народ от рабства, нищеты и невежества» [17, p. 14]. Античная Греция — это древняя основа западной цивилизации, противо- Мировая литература / А.В. Голубцова 169 весом которой служит цивилизация русская — молодая, но, несмотря на это (или благодаря этому), сумевшая, в представлении Алерамо, искоре- нить основные социальные пороки. Одновременно древним сокровищам античности противопоставляются современные достижения советского строя — новое здание Московского университета, широкие улицы и площа- ди и т. п. Бескрайние и дикие русские просторы — хрестоматийный образ русского мифа — осваиваются и «окультуриваются», деспотическая цар- ская власть — еще одна важная мифологема, ярко представленная, напри- мер, в резонансной книге А. де Кюстина «Россия в 1839 году» (“La Russie en 1839”, 1843)8, — сменяется свободой и братством, а богатства России на- чинают служить общему благу: «Драгоценные камни и золото в прошлом служили для украшения корон, мантий и туфелек цариц : сегодня бо- гатство идет на создание удивительных творений, таких, как недавно от- крытый канал Волга-Дон; на то, чтобы сделать плодородными далекие сте- пи, чтобы основывать на бескрайней территории Советского Союза новые города со школами и университетами» [17, p. 30]. Мотив освоения русских просторов был значим для Алерамо и до по- ездки — так, он завершает описание жизни в СССР в стихотворении «Кар- тины из страны Советов» (“Imagini dal paese dei Soviet”, 1951), написанном еще до поездки — вероятно, под впечатлением от советского фильма: «...до- вольные и гордые трудящиеся / на берегах великих рек или на границе сне- гов, / или в городах, где прежде была степь» [14, p. 50]. Стихотворение «Рос- сия — высокая страна», созданное под впечатлением от путешествия, на- против, начинается с образа бескрайней равнины (“dove immensa la pianura s’estende”9), явно отсылающего к «русскому мифу», а завершается образом Ленина, в котором проступают черты Христа: “Uno di profetica mente e di possente azione”10, где “Uno” не случайно написано с заглавной буквы. По- добно тому, как Христос «один умер за всех»11, Ленин — это Тот, кто один 8 Cм., в частности, рассуждения о «жестокой тирании» и «устрашающей правильности», царящей в России: [12, c. 321]. 9 «...где простирается бескрайняя равнина» [17, p. 5]. 10 Дословно: «Тот, у кого пророческий ум и мощная воля к действию» [17, p. 10]. 11 Цитата из 2-го послания ап. Павла Коринфянам, 5:15: «Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего», в итальянском переводе — “Ed egli è morto per tutti, perché quelli che vivono non vivano più per se stessi, ma per colui che è morto e risorto per loro” (пер. CEI 2008). Studia Litterarum /2023 том 8, № 1 170 за всех (Uno per tutti) проживает в «пустынном убежище» — соломенном шалаше в Разливе — «канун наивысшего момента человеческой истории»12 [17, p. 10]. Таким образом, стихи Алерамо в зримой форме отображают дви- жение от русского мифа к мифу советскому. Различие между использовани- ем религиозной образности в «советской» путевой прозе итальянских ав- торов довоенного и послевоенного периода хорошо заметно при сравнении стихотворения Алерамо с травелогом «Понимание Ленина» (“Intelligenza di Lenin”, 1930) Курцио Малапарте, посетившего СССР в 1929 г. У Малапар- те, который на момент поездки придерживался профашистских взглядов, вождь революции предстает как Антихрист, христологические черты в его образе «переворачиваются» и пародируются. Он характеризуется как «волк Божий, который взял на себя грехи мира» [20, p. 45]13; его тело в мавзо- лее уподобляется мощам святого, однако автор немедленно развенчивает этот сакральный образ, называя Ленина «искусственным» святым и под- черкивая, что только «в глазах фанатиков» он напоминает святые мощи, которые первые христиане тайно вывозили с Востока: «Ни один корабль не вывезет останки Ленина, не затонув. Мертвецы — тяжелый груз» [20, p. 49]. У коммунистки Алерамо же образ Ленина полностью подменяет собой об- раз Христа как спасителя, освобождающего человечество от рабства и веду- щего его к светлому будущему. В брошюре 1953 г. стихи «Россия — высокая страна» служат торже- ственным вступлением к прозаической части и задают модус восприятия последующего текста. После прибытия итальянских делегатов в Москву их размещают на «вилле» в Серебряном бору, показывают Кремль и би- блиотеку Ленина, музеи и театры, стадионы и фабрики. Писательница также проводит некоторое время в загородном доме отдыха Союза писа- телей и посещает Ленинград. Как и другие просоветски настроенные ита- льянские «гости» СССР, Алерамо подчеркивает благополучие советской жизни (высокие зарплаты и изобилие товаров в магазинах [17, p. 22]), уважение к культуре и тягу к знаниям, рисует идиллическую картину сво- бодного коллективного труда: «...все работают, свободные от железной 12 “...in quella capannuccia di paglia e mota su l’umido suolo / / vissuta fu la vigilia del maggior momento della storia umana”. 13 Аллюзия на Евангелие от Иоанна: «На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1:29, синодаль- ный перевод). Мировая литература / А.В. Голубцова 171 пяты капитализма, в согласии, ради непрерывного общего прогресса все обеспечены материальными и духовными благами, все обладают чув- ством собственного человеческого достоинства» [17, p. 19]. Как и другие авторы травелогов того периода, Алерамо неоднократно отмечает особое достоинство советских людей, «спокойствие и сдержанность, излучаемую толпой и отдельными индивидами» [17, p. 20]. Более того, в некоторых случаях это спокойствие приобретает религиозную окраску: так, в глазах женщин, встреченных в доме отдыха Союза писателей, Алерамо видит «глубокую серьезность, словно бы религиозное чувство (serietà profonda, come un senso religioso)» [17, p. 25]. Стереотипный образ дикого и необ- узданного русского варвара в травелоге Алерамо превращается в свою противоположность: советские люди спокойны, дисциплинированны, отличаются благородными, даже аристократичными манерами, тягой к знаниям и уважением к культуре. Это противопоставление четко выра- жено в описании посетителей Эрмитажа: «Проходит русский народ, уже не мужики (mugik), а граждане восхищаясь шедеврами человеческого ге- ния» [17, p. 30]. Алерамо, как и другие путешественники начала 1950 х гг., отмечает популярность библиотек и чтения вообще, очереди в музеи, пол- ные залы театров. Вслед за Итало Кальвино, который побывал в СССР в 1951 г. и опубликовал серию путевых очерков под общим заглавием «Дневник путешествия в Советский Союз» (“Taccuino di viaggio nell’Unione Sovietica”), Алерамо проводит параллели между советским культом писа- телей и культом вождей, однако если Кальвино пишет об этом с легкой иронией («в школах портрет Пушкина встречается почти так же часто, как портреты Ленина и Сталина» [18, p. 2449]), то Алерамо — с восхищени- ем («этот культ развивается параллельно с культом двух великих творцов нового мира, Ленина и Сталина» [17, p. 16]). Правда, если культ вождей революции в ее речи, как и в стихотворении «Россия — высокая страна», обретает религиозные коннотации (не случайно писательница говорит о посещении советскими людьми мавзолея Ленина как о «нескончаемом паломничестве» [17, p. 16]), то культ писателей и литературы ассоциирует- ся не только с литературными музеями и памятниками, но и с сугубо мате- риальными аспектами: так, Алерамо восхищается высокими гонорарами [17, p. 23], комфортабельным домом отдыха для членов Союза писателей [17, p. 21–22], сетует на тяжелое материальное положение поэтов в Ита- Studia Litterarum /2023 том 8, № 1 172 лии [17, p. 31]. Как активистка женского движения Алерамо особо отме- чает равенство полов и отличие «здоровых и крепких» советских женщин от «хрупких» буржуа [17, p. 23]. Интернационализм советского общества подчеркивается поиском точек соприкосновения между СССР и Итали- ей: в СССР смотрят итальянское кино [17, p. 22], поют итальянские песни (в честь Алерамо в доме отдыха Союза писателей исполняют “Bandiera rossa” [17, p. 27]), читают итальянские книги [17, p. 32], а главное — пита- ют братскую любовь к Италии, «потому что знают, как героически стра- дает сегодня наш народ и как он сражается за свободу и мир» [17, p. 33]14. Советская Россия в интерпретации Алерамо описывается как ру- котворный рай на земле. По словам писательницы, для советских людей идеальное будущее лежит не в ином мире, а здесь, «на нашем земном шаре», и они своими руками готовят его для потомков: это будущее, «ко- торое однажды можно будет назвать раем (paradiso), раем человеческих существ, которые будут смотреть на наше время, как мы сегодня смотрим на наших предков-троглодитов» [17, p. 34]. С образом земного рая и соот- ветствующего ему преображенного человека связана главная точка сопри- косновения между Италией и СССР — фигура Леонардо да Винчи, кото- рый изображается как идеалист, который «первым попытался дать людям крылья» [17, p. 34] и мечтал о человечестве, «свободном от преступлений и ненависти», достигающем невероятных высот в своем бесконечном про- грессе [17, p. 35]: по словам Алерамо, тот же идеал вдохновляет поэтов разных стран, «от чилийца Неруды до турка Хикмета», а также Ленина, Сталина и весь советский народ в его великом деле — «преображении при- роды и подчинении ее человеческому гению» [17, p. 35]. В финале речи автор в очередной раз обращается к религиозной риторике, выступая против западных противников коммунизма, которые «не ведают, что тво- рят» (non sanno quello che fanno) и заслуживали бы «евангельского» прощения, если бы не их опасность для дела мира [17, p. 35]. Не зря, как замечает Алерамо, русское слово “mir” рифмуется с латинским “vir” — че- ловек. Случайное созвучие становится воплощением одного из главных 14 Образ СССР как ориентира для Италии раскрывается в стихотворении 1954 г. «Моя Италия однажды» (“Mia Italia un di’”), посвященном П. Тольятти: «Высокая страна, где я побывала и назвала ее высокой, / один шахтер в Карбонии пожелал мне, / чтобы я однажды смогла назвать другое стихотворение “Италия — высокая страна”» [14, p. 80]. Мировая литература / А.В. Голубцова 173 элементов советского мифа: СССР в финале патетической речи предстает главным защитником мира и символом братского единения всех народов. Путевые свидетельства Алерамо выделяются в ряду итальянских травелогов об СССР рубежа 1940–1950-х гг. активным использованием ре- лигиозных кодов для осмысления советских реалий. Еще одна особенность текстов Алерамо заключается в том, что за советскими мифологемами у нее явно проступают следы старого «русского мифа», отсылающего к XIX в. Можно предположить, что обращение к библейским аллюзиям до некото- рой степени детерминировано влиянием русского мифа, одним из важных компонентов которого является особая утонченная духовность и мисти- цизм русских людей. Путевые свидетельства писательницы, в которых от- четливо прослеживается генетическая связь между двумя мифологически- ми комплексами, показывают, что большинство топосов советского мифа, во всяком случае в период конца 1940-х – начала 1950-х гг., представляют собой трансформированные или инвертированные, превращенные в свою противоположность «русские» мифологемы: на смену образу отсталой и варварской России приходит вера в прогрессивность Советского Союза, ко- торый начинает восприниматься как образец и ориентир для капиталисти- ческого Запада; необузданность анархической и противоречивой «русской души» сменяется спокойствием, достоинством, подчеркнутым уважением к культуре; то, что в довоенных травелогах представало как рабский, живот- ный коллективизм, в послевоенную эпоху трактуется как дух товарищества, братства, общего свободного труда во имя великой цели. Если явная связь с русским мифом, в целом несвойственная итальян- ским травелогам той эпохи, составляет специфику путевого творчества Алерамо, то само по себе восторженное отношение к Советскому Союзу среди итальянских левых интеллектуалов рубежа 1940–1950-х гг. являет- ся скорее правилом, чем исключением. Просоветски настроенные авторы, посещавшие СССР, в своих травелогах транслируют один и тот же строго положительный образ советского общества. Причины столь некритическо- го восприятия советской действительности лежат в нескольких плоскостях. Ситуация развивающейся «холодной войны» неизбежно приводила к по- ляризации взглядов, побуждая как противников, так и сторонников СССР к резким и однозначным высказываниям. В Италии противостояние между двумя лагерями обострялось двойственным положением страны в мировой Studia Litterarum /2023 том 8, № 1 174 политике: являясь «точкой контакта между промышленными цивилизаци- ями севера и средиземноморским бассейном», в эпоху «холодной войны» она стала ареной борьбы между США и СССР — «одновременно опорным пунктом атлантической политики НАТО и местом существования самой мощной из западных коммунистических партий» [8]. С другой стороны, вера в советский миф в значительной степени объяснялась и неосознан- ной потребностью в утопии, поисками идеала социально-политического устройства. Как отмечает П. Холландер, идеализация иного общественного строя оказывалась тем сильнее, чем выше была степень неудовлетворенно- сти своим собственным обществом: «...мое исследование обнаружило очень тесную связь между отчуждением от собственного общества и восприим- чивостью к привлекательности (реальной или вымышленной) других об- ществ» [6, р. 64]. И. Кальвино, посетивший СССР незадолго до Алерамо, спустя десятилетия в поздних статьях и интервью неоднократно анализиро- вал причины столь ярой приверженности советскому мифу в итальянских левых кругах. Так, в статье 1979 г. «Я тоже был сталинистом?» писатель признается, что внимание к «успокоительным», «аполитичным», «немону- ментальным» аспектам советской жизни тогда казалось ему способом снять с себя ответственность, сохранив верность идеалам: «…чтобы защититься от реальности, которой я не знал, но в какой-то степени предчувствовал, и которую не хотел называть по имени, своим неформальным стилем я под- держивал официальное лицемерие, изображавшее мирным и радостным то, что в действительности было драмой, напряжением, страданием» [18, p. 2841]. Год спустя в интервью газете «Репубблика» он выскажется еще же- стче: «Мы, итальянские коммунисты, были шизофрениками <…>. Одной своей частью мы были и хотели быть свидетелями правды, мстителями за страдания слабых и угнетенных, защитниками справедливости и про- тивниками произвола. Другой своей частью мы оправдывали страдания, произвол, тиранию партии, Сталина во имя великого Дела» [21]. Возмож- но, эти слова до некоторой степени объясняют и мировоззрение Сибиллы Алерамо, которая до конца жизни хранила верность партии, оставалась в дружеских отношениях с П. Тольятти и с теплотой вспоминала свое первое путешествие в СССР. Даже бурные события 1956 г. — разоблачение культа личности Сталина и подавление Венгерского восстания, — которые вызва- ли смятение и раскол в рядах итальянских левых интеллектуалов, словно Мировая литература / А.В. Голубцова 175 бы не оказали на ее взгляды никакого влияния: в своих дневниках она лишь единожды, в записи от 13 ноября 1956 г., упоминает «серьезные трудности», которые переживает итальянская Компартия «в связи с венгерскими собы- тиями» [13, p. 418], не давая им никакой оценки. Алерамо до самого конца удалось сохранить цельность своей «коммунистической веры»: она ушла из жизни в 1960 г., не увидев краха советского государства и советского мифа.
1 Golubtsova, A.V. “Bol’shevizm i religiia v ital’ianskikh travelogakh o Sovetskoi Rossii 1920–1930-kh godov” [“Bolshevism and Religion in Italian Travelogues about Soviet Russia in the 1920s and 1930s”]. Quaestio Rossica, no. 9 (1), 2021, pp. 361–378. (In Russ.)
2 Golubtsova, A.V. “‛Russkii’ i ‛sovetskii’ mif v ital’ianskikh travelogakh ob SSSR nachala 1950-kh godov” [“‛Russian’ Myth and ‛Soviet Myth’ in Italian Travelogues about the USSR of the Early 1950s”]. Literaturnye miry Vostoka i Zapada [Literary Worlds of the East and the West]. Moscow, Mozartika Publ., 2021, pp. 67–79. (In Russ.)
3 Dubrovina, O.V. Formirovanie predstavlenii o Sovetskoi Rossii / SSSR v fashistskoi Italii 1922–1943 gg. [The Formation of the Image of Soviet Russia / the USSR in Fascist Italy of 1922–1943: PhD Dissertation]. Moscow, 2017. 305 p. (In Russ.)
4 Devid-Foks, Maikl. Vitriny velikogo eksperimenta: kul’turnaia diplomatiia Sovetskogo Soiuza i ego zapadnye gosti. 1921–1941 gody [Showcasing the Great Experiment: Cultural Diplomacy and Western Visitors to the Soviet Union. 1921–1941]. Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie Publ., 2015. 568 p. (In Russ.)
5 Orlov, I.B., and A.D. Popov. Skvoz’ “zheleznyi zanaves.” See USSR!: inostrannye turisty i prizrak potemkinskikh dereven’ [Through the Iron Curtain: See USSR!: Foreign Tourists and the Phantom of Potemkin Villages]. Moscow, Higher School of Economics Publ., 2018. 488 p. (In Russ.)
6 Khollander, Pol. Politicheskie piligrimy (puteshestviia zapadnykh intellektualov po Sovetskomu Soiuzu, Kitaiu i Kube 1928–1978) [Political Pilgrims: Travels of Western Intellectuals to the Soviet Union, China, and Cuba 1928–1979]. St. Petersburg, Lan’ Publ., 2001. 590 p. (In Russ.)
7 Cerrai, Sondra. I partigiani della pace in Italia. Limena, Libreriauniversitaria.it, 2011. 303 p. (In Italian)
8 Chianese, Francesco. “Pasolini tra URSS e USA: L’intellettuale italiano negli anni della Guerra Fredda.” Between, vol. 10, 2015. Available at: http://www.Between-journal.it/ (Accessed 04 October 2022). (In Italian)
9 Gravina, Giovanni. “Per una storia dell’associazione Italia-URSS.” Slavia. Rivista trimestrale di cultura, no. 3, 1993, pp. 70–108. (In Italian)
10 Manetti, Beatrice. “Scrittrici oltrecortina. I reportage dall’Unione Sovietica di Sibilla Aleramo, Renata Viganò e Anna Maria Ortese.” Comunicare Letteratura, no. 1, 2008, pp. 175–198. (In Italian)
11 Tamborra, Angelo. Esuli russi in Italia dal 1905 al 1917. Bari, Laterza, 1977. 271 p. (In Italian)