Studia Litterarum

Есть художники, масштаб личности которых и истинное влияние на историю цивилизаций становится очевидным многие века спустя. Есть тексты,
которые не были в полной мере оценены современниками, а сегодня поражают читателя своей актуальностью и глубиной.
Таков Блез Паскаль и его «Мысли». Он не просто остался «визитной карточкой» французского XVII в. наряду с Декартом, Монтенем или
Сен-Симоном, но и, по справедливому замечанию известного французского литературоведа Жана Лакутюра, является одним из наших наиболее
проницательных современников [11, р. 26]. Паскаль — не только блестящий
символ эпохи классицизма, но личность, которая, как писала Ю.А. Гинзбург, «выломалась из своего времени», и современный читатель «чувствует, какую жгучую боль за человека испытывает Паскаль-мыслитель, как он
страдает, пытаясь найти истину…» [9, с. 124].
Еще в недавней исторической перспективе автор первого монографического исследования в СССР С.Д. Коцюбинский сетовал на то, что «мы
не имеем ни одной русской самостоятельной книги, более того — ни одной статьи, которая бы рассматривала Паскаля не как философа, математика или физика, а как писателя» [6, с. 80]. Сегодня интерес к наследию
Паскаля высок как никогда прежде. К его опыту апеллируют философы и
историки, психологи или литературоведы. Достаточно упомянуть дискуссии по вопросам общей теории систем или идеи И. Пригожина и Г. Хакена
о «продуктивности» хаоса. Без учета опыта Б. Паскаля трудно понять суть
психологической литературы, которая обращается к противоречивой природе человека, потому что ее «внимание сосредоточено, прежде всего, на
моментах динамики, текучести и противоречивости» [1, с. 134]. В основе
Рецензии / С.М. Фомин
417
любого психологического романа обязательно лежит парадокс, отсылающий читателя к автору «Писем к провинциалу», потому что «литературный
психологизм всегда начинается с несовпадений, с непредвиденности поведения героя» [2, с. 286].
В современном литературоведении имя Паскаля возникает всякий
раз, когда речь заходит о таких художественных феноменах, как экзистенциализм, с которым у автора «Мыслей» очевидные генеалогические связи, или так называемое «католическое Возрождение» ХХ в. (П. Клодель,
Ф. Мориак, Ж. Бернанос). В творчестве наиболее ярких его представителей
обнаруживаются явные и скрытые заимствования и реминисценции из текстов Паскаля. Трудно понять природу литературных текстов, авторов которых провозглашают «гениями французского стиля» и в силу масштабности
их литературного дарования часто помещают вне магистральных линий
развития культуры: Пруста, Алена-Фурнье или Колетт.
Симптоматичен тот факт, что сегодня на Западе усиливаются философские споры по поводу одной из основных морально-психологических
проблем французского XVII в. — проблемы «быть» и «казаться». Их максимальное расхождение особенно остро почувствовал человек XX–XXI столетий. Имя Паскаля возникает всякий раз, когда идет философский спор о
превосходстве духа над материей, о природе различных типов поведения истинного христианина, о «двух бесконечностях», «трех порядках», «скандале
бытия», о внутренних пределах возможностей человека и «смерти Бога».
Россия в этом смысле исключением не является: многочисленные
исследователи наследия Б. Паскаля сосредоточены не только в столицах,
но и в провинции, от Нижнего Новгорода до Сибири. Многие из них стали
авторами монографического исследования «Франция и Россия: вокруг Блеза Паскаля», недавно опубликованного в издательстве «Алетейя». Появление монографии о Паскале — результат деятельности ученых-медиевистов,
которые успешно провели в Нижнем Новгороде три научных симпозиума
под общим названием «Франция и Россия: XVII век». Опубликованный в
Санкт-Петербурге научный труд фиксирует опыт третьих Международных
чтений «Вокруг Паскаля», собравших в 2018 г. в волжской столице самых
известных специалистов по творчеству автора «Мемориала».
Первое собрание прошло в Нижнем Новгороде в 2014 г. и ознаменовалось появлением монографии «Франция и Россия: век XVII», в кото-
Studia Litterarum /2021 том 6, № 1
418
рой раскрывалось своеобразие эпохи, предопределившей судьбы Европы.
Таким образом, она зафиксировала появление в Нижнем Новгороде центра
по изучению наследия Паскаля.
Результатом второй встречи «дисетьемистов» стала публикация тома
«Франция и Россия: от средневековой имперсональности к личности Нового времени». Читатели сразу же отметили, что в единый блок различные
по тематике и проблематике научные опусы объединяет фигура Паскаля,
который, по справедливому замечанию авторов сборника, резюмирует
XVII в. В его текстах, как известно, сочетаются слово риторическое и слово
свободное. Они не просто сосуществуют в наследии Паскаля, но риторика в
них в какой-то мере попирается сначала словом «освобожденным», а затем
и словом свободным [4, с. 323]. Таким образом, вполне логичным явилось
предложение ученых из Нижнего Новгорода З.И. Кирнозе и К.Ю. Кашлявик посвятить автору «Мыслей» монографическую конференцию, подтвердившую актуальность наследия французского гения, которого «писателем
сделала история литературы» [5, с. 14].
Практически все авторы этой монографии сетуют на то, что до нас
дошло крайне мало работ Б. Паскаля. Ученые разных стран уже многие
годы пытаются их «расшифровать», а потому, как справедливо замечает
А.Н. Таганов, чей труд завершает монографию, «в случае с французским
мыслителем возможно лишь моделирование его точки зрения в вопросах
искусства на основании разрозненных замечаний и его общей концепции
бытия» [10, с. 322].
Именно таким моделированием занимаются ученые разных специальностей, участвующие в коллективной монографии, и отличают их подходы к «пристальному прочтению» текстов Паскаля, что не могло не отразиться на композиции сборника. Редакторы предложили классическую
структуру, в которой все научные статьи были объединены в блоки согласно авторскому видению наиболее продуктивных методик исследования текстов философа.
В первом разделе монографии, озаглавленном «Паскалевские штудии», представлены как текстологические исследования произведений автора «Мыслей» (З.И. Кирнозе, К.Ю. Кашлявик, Л. Сюзини), так и труды
ученых, выполненные в русле рецептивной эстетики, а также с использованием методов литературной герменевтики. Внутри этого корпуса текстов
Рецензии / С.М. Фомин
419
очевидны не только совпадения точек зрения, но и представляющая интерес скрытая полемика.
Особого внимания заслуживают статьи французских коллег. Речь
идет об известных ученых из Парижа и Лиона Л. Сюзини и П. Тируэне,
чьи научные опусы выполнены в русле риторической традиции, составляющей одну их ключевых характеристик французской картины мира,
сформированной не без участия Декарта, Паскаля, Монтеня и Ларошфуко.
Французские старшеклассники до сих пор в обязательном порядке пишут
сочинения о величии Корнеля и Расина и разнице между ними. Это — важная составляющая национального культурного кода, потому что «ученики
иезуитов Декарт и Корнель, с одной стороны, воспитанники янсенистов
Паскаль и Расин с другой, представляют разные решения столь важной
для европейской культуры проблемы самосознания христианского интеллигента» [3, с. 29].
Таким образом, возникла и другая «скрепа», объединяющая научные
труды авторов монографии в единое целое: все размышления о Паскале и о
рецепции его произведений представляют собой философствования о природе французского национального характера («esprit français») и его отличии от «esprit russe». Потому особый интерес приобретает статья С.Л. Фокина «Рене Декарт и Блез Паскаль», помещенная, как представляется не
совсем удачно, во второй раздел книги «Вокруг Паскаля». Она вполне могла
бы послужить «Вступлением» ко всему корпусу текстов коллективной монографии.
Такое предложение вызвано двумя весомыми аргументами. Во-первых, петербургский ученый обращается к кардинальной для французского
XVII в. проблеме противостояния янсенистов и иезуитов, идеологами которых провозгласили Паскаля и Декарта. Без обращения к истории этой
борьбы не обходится ни один научный труд об этом периоде развития
французской цивилизации, потому что Паскаль и Декарт «замечательно
очерчивают контуры литературной карты Франции XVII столетия, задавая
систему интеллектуальных координат» [10, с. 130]. Важной представляется
и другая идея С.Л. Фокина — мысль о природе французского национального духа, который получает в его статье детальное описание. Этот пассаж из
статьи ученого интересен прежде всего тем, что предлагает эффективный
«рабочий» инструмент многочисленным сегодня и на Западе, и в России
Studia Litterarum /2021 том 6, № 1
420
специалистам в области имагологии, относительно молодой науки, в фокусе
которой оказывается изучение «другого (чужого)» в общественном, культурном и литературном сознании.
Автор справедливо замечает, что «перевод слова “esprit” на русский
язык как “дух” категорически не подходит, поскольку в русской языковой
культуре значения и смыслы этого слова являются, с одной стороны, слишком
расплывчатыми, туманными, тогда как с другой — слишком семантически перегруженными, прежде всего, в связи с такими устойчивыми словосочетаниями, как “русский дух” или “русская душа”, которые, перейдя в XIX–XX веках
во французскую культуру, превратились в своего рода визитные карточки
присутствия русской литературы в литературной Франции» [10, с. 130].
В первой части монографии принципиально важную роль играет работа протоиерея Александра (Чистякова), которая предупреждает российского читателя, что при изучении текстов Паскаля и трудов его французских
интерпретаторов очень важен критический взгляд на исследуемый предмет.
Есть большая опасность подпасть под обаяние таких страстных и сведущих
исследователей творчества Паскаля, как Л. Сюзини и П. Тируэн: «Важно
определить, то немногое, но существенное, что разделяет его (Паскаля) с
православным Преданием» [10, с. 83], а потому «русский» Паскаль не равен
французскому автору «Мемориала».
К описанию «Мемориала» обращаются в своей статье З.И. Кирнозе
и К.Ю. Кашлявик. Этот загадочный документ, сделанный, как утверждают,
вначале на клочке бумаге, а затем переписанный на пергаменте и зашитый в
подкладку камзола Паскаля, не однажды появляется в монографии, однако
именно благодаря трудам К.Ю. Кашлявик и З.И. Кирнозе он становится более понятен читателю. Завершает текстологический анализ, проведенный
нижегородскими учеными, ценная мысль о том, что «соприкосновение с
“Мемориалом” оставляет впечатление предельности напряжения человеческой природы и ее неминуемого изменения, ее малости и одновременно
величия человека, предстоящего огню явления Бога» (курсив мой. — С.Ф.)
[10, с. 43]. Мысль о малом и великом в человеке пронизывает все тексты монографии, а в некоторых из них становится предметом самого пристального
исследования и авторского комментария.
Так, размышлениями о слабости и силе человека завершает свое исследование В.Д. Алташина: «Маленький черный квадратик (человек) креп-
Рецензии / С.М. Фомин
421
нет и возвышается благодаря мысли» [10, с. 106]. Составитель антологии
«Личность и творческое наследие Паскаля в восприятии и оценке русских
философов и писателей» (2013), В.Д. Алташина всякий раз предлагает неожиданный взгляд на творчество автора «Мыслей» и многих других мастеров слова XVII–XVIII вв. В монографии «Вокруг Паскаля» она пытается
«визуализировать» ключевые элементы его доктрины и поэтики, о чем говорит само заглавие: «Как выглядит мыслящий тростник, или иллюстрации
“Мыслей Паскаля”». Петербургского ученого отличает желание комментировать художественные тексты при помощи инструментария смежных видов искусств, которые дают удивительный синергетический эффект. Так
было, например, в статье «Соната, чего от меня хочешь» («Интермедиальность в контексте исследований зарубежной литературы. Иваново, 2017),
когда «зазвучал» «Племянник Рамо» Д. Дидро, или в работе «Русская парижанка» Виже-Лебрен», когда «заговорили» ее портреты (Франция и
Россия: от средневековой имперсональности к личности Нового времени.
Нижний Новгород, 2018).
Помещенная в первый раздел статья А.В. Голубкова, в которой он
рассуждает о сложных проблемах, связанных с фрагментарностью, дисконтинуальностью, стратегированностью работ Паскаля и мыслью о том, что
следует «беспорядок» Паскаля рассматривать как эстетический замысел,
резюмирует тексты статей двух других глав, в которых его теоретические
«выкладки» реализуются на конкретных примерах. Дополняет ее интересная работа Г.Н. Ермоленко, описывающая принципы фрагментарности и
целостности в прозе Монтеня.
Второй параграф монографии «Вокруг Паскаля» исследует влияние создателя «Мемориала» на западноевропейских писателей. В орбиту
интересов авторов этой части книги попадают не только современники
или ближайшие собратья по перу — Ф. де Кальер (А.В. Стогова), кардинал де Рец (С.Ю. Павлова), Ш. Перро (М.А. Гистер), Мариво (Н.Т. Пахсарьян), но и писатели XIX–XXI вв. — «английский Паскаль» Дж.Г. Ньюмен
(М.М. Коренькова), А. Жид, Ж.П. Сартр и Р. Барт (П. Лиро). Так, в статье
И.Б. Сазеевой читатель обнаруживает ту новизну, о которой пишут составители и редакторы сборника. Она подробно исследует концепт «бездны»,
о котором когда-то уже размышлял Мераб Мамардашвили: «Вы помните,
какая у Паскаля была пропасть, от которой его охватывало головокруже-
Studia Litterarum /2021 том 6, № 1
422
ние — бесконечность звездного неба, то есть космическая бесконечность,
и бесконечность микроскопическая. Бесконечность маленьких предметов.
Бесконечность большого пространства и бесконечность малого пространства…» [7, с. 187].
Общий итог размышлений о продуктивности традиции Паскаля
формулирует Н.Т. Пахсарьян, которая справедливо замечает в своей статье, что «анализ связи между Паскалем и Мариво поможет, думается, не
только открыть новое в судьбе Паскаля в последующие эпохи, и даже не
только раскрыть новые стороны дарования Мариво, но и с большей глубиной оценить разнообразие культуры и литературы эпохи Просвещения» [10, с. 196].
Проблемам рецепции наследия Паскаля в России посвящены статьи
третьего раздела монографии. Когда говорят о русской судьбе Паскаля, то
чаще всего возникает феномен старообрядчества, который часто сравнивается с французским янсенизмом. Об этом рассуждают в своих работах
М.Ю. Рощин и К.Ю. Кашлявик в статье «Блез Паскаль и Аввакум Петров:
двойной портрет». Следует отметить, что жанр «двойного портрета» широко представлен во всех главах монографии.
Когда в России речь заходит о Паскале, у читателя мгновенно возникают в памяти имена Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А.Н. Добролюбова.
«Отрицатель» Добролюбов и его «диалог» с французским математиком и
философом рассмотрены в статье А.Е. Лобкова, который предлагает читателю краткий экскурс в историю рецепции Паскаля в России и описывает его влияние на демократа Добролюбова, которого с автором «Мыслей»
сближает не только трагизм частной жизни, но и похожая этическая позиция. Об этом же размышляет в своей работе А.Н. Таганов, только уже на
материале творчества Л.Н. Толстого. Как всегда убедителен Б.Н. Тарасов,
который сосредоточился на описании христианской онтологии и антропологии Паскаля и Тютчева.
Могут показаться неожиданными статьи Е.Г. Прилуковой и Е.П.Яблоковой о том, как Паскаль повлиял на рождение феномена «пост-человека»,
или работа Е.Е. Кругляк и Е.А. Кругляка «Б. Паскаль, Ж.-В. Понселе и Саратов — родина проективной геометрии». Это разговор о том, насколько извилисты пути истории и безграничны возможности «диалога» персоналий
и культур, о которых писал М.М. Бахтин.
Рецензии / С.М. Фомин
423
И еще одно, как представляется, важное суждение. Если предыдущий текст о французском XVII в., изданный в 2018 г. в Нижнем Новгороде,
был осенен личностью гениального Паскаля, то монография «Франция и
Россия: вокруг Блеза Паскаля» выглядит как приношение Ю.А. Гинзбург,
которая прямо или косвенно присутствует в работах всех российских ученых. Блестящий переводчик и литературовед, она посвятила свою жизнь
«защите и прославлению» наследия Паскаля в России. Юлию Александровну со столь любимыми ею Паскалем, Расином, Монтенем и многими
другими, объединяет «интерес к глубокой и ломкой человеческой душе»
[8, с. 8], который в полной мере проявился во всех без исключения статьях
монографии.
Понятно, что к рецензируемой книге о Паскале могут быть вопросы
и замечания. Однако, несмотря на имеющиеся в ее тексте стилистические
погрешности, возможные нарекания к композиции и претензии к некоторым авторам статей, очевидно, что монография «Вокруг Блеза Паскаля»
вносит значительный вклад в изучение наследия французского философа
в России, так как открывает новые перспективы в исследовании культуры
XVII в.